– Это зря, – упрекнула коза, – но не переживай, я стану твоим гидом и мы вместе пройдем через эту ночь.
Такая перспектива Николая не обрадовала, но он уже начал понимать, что в дальнейшем легко сможет скрыться от нее; все больше правителей заканчивали «трапезничать» и выходили из-за столов; поляна быстро переполнялась зверями, среди них мелькали и козы, и несколько тигров; русалки выскакивали на берег, за ними гонялись факельщики, да и другие звери, и в такой всеобщей суматохе можно было спокойно затеряться. Но прежде чем покинуть козу, Николай все же решил кое-что у нее выпытать. Предупредим читателя, что в разговоре она все время материлась, поэтому автор исключил все непечатное из прямого откровенного пансионатского пересказа Николая.
Он узнал, что одним из сценаристов юбилея был ее муж (здесь она с гордостью уважительно назвала его «мой мудак»), а когда Николай поинтересовался, под какой маской он скрывается, сообщила, что не знает, ведь одним из условий празднования является инкогнито масок и никто никогда не должен знать, кто кем был и что делал, – согласись, без такой интриги стало бы не интересно.
Русалок ловили и в полном и прямом смысле коллективно насиловали, оказывается, как объяснила коза, это символизирует полную нашу с тобой (то есть, как понял Николай, правителей) власть над Ялмезом. Власть всеобъемлющую: и наземную, и над водной жизнью, и над воздушной, ведь дальше по сценарию будет еще выход ведьм сидящих на метлах, и над ними тоже поразвлекутся насильники. Наконец в третьей, последней, части праздника настанет наша всеобщая любовь – так закончила коза. В общем, весь сценарий, под стать самим правителям, оказался до ужаса примитивен.
Недалеко от столов пробежал лев с факелом гнавшийся за русалкой. Догнав, он воткнул факел в землю, схватил ее и унес на валявшийся за кустом матрас. Николай, воспользовавшись случаем, выскочил из-за стола, выдернул факел и как бы погнался за очередной еще не пойманной русалкой, а потом и смешался с остальными зверями. И прощай, любвеобильная гид-козочка! Коза хитрость просекла, и, удаляясь, он даже успел услышать ее злобный возглас: «Куда, стой предатель!» – и несколько матерных выражений.
Больше козу он не видел. Ходил среди зверей и удивлялся: они все больше пьянели, так как продолжали пить, но уже не за столом – у многих в руках были бутыли с вином и они, не закусывая, передавая друг другу, насыщались прямо из горла, а некоторые безо всякого разбора уже начинали крутить любовь, причем разного вида. Кругом были разбросаны пустые бутылки, в нескольких местах наблевано свежей закуской и кое-где валялись тюбики вазелина. «О-о… Это, наверное, из набора для педерастов», – с отвращением сплюнув, догадался Николай. А около той палатки с мешками масок в беспорядке валялась одежда правителей.
«Да-а… ну и дела… полный бардак», – брезгливо снова отметил себе Николай.
С час еще побродив по поляне, он прикинул, что, наверное, уже не меньше трех часов, а то и начало четвертого. «Можно уходить, – подумалось ему, – понятно, что за праздник, и видать ничего другого не предвидится». Уже доказано было и господство над воздушным пространством путем изнасилования прилетевших на метлах ведьм. А сейчас начиналась, очевидно, последняя часть празднования. Несколько зверей обожрались вина и, сидя за столами, уснули. Остальные, все как один, занялись самыми отвратными половыми извращениями; везде вокруг него натурально происходили какие-то дикие оргии; перепившиеся звери на матрасах, да и прямо на траве вповалку и совокуплялись, и чего только не творили; и мужики с мужиками, и бабы с бабами, и парами, и в группах.
Здесь Николаю опять пришло сравнение с Землей, когда-то где-то он вычитал, что у нас за такие прегрешения, за шабаши с пьянкой и развратом, ведьм, ведьмаков и разных колдунов в Средние века жгли на кострах.