Перевозчик (СИ)

Наутро, вволю наплескавшись в купальне, Мичи как следует подкрепился - теперь, после знакомства с «Простой хорошей едой», привычная трапеза обретала особый смысл, так что Мичи решил повнимательней относиться к знакомым блюдам, разбирая, запоминая вкус, пытаясь даже и отгадать, что, да как, да из чего было приготовлено - чтобы позже сверить предположения с поваренной книгой Онди. Читать ее подряд показалось ему не так занимательно, как знакомиться с рецептами - щедро сдобренными философскими отступлениями старика - по одному в раз, сопоставляя с первоисточником свои наблюдения.

Иканава-самадо появился в Библиотеке сразу же после завтрака. «Вараготи» он знал: читал в свое время, случайно наткнувшись на эту, мало кому известную, книгу где-то в недрах Библиотеки; проникся тогда, казалось, не меньше Мичи - но за житейскими хлопотами первоначальный восторг как-то подрастерялся, так что - если бы не Мичи, с таким восторгом ему говоривший о «Вараготи» - едва ли о ней бы теперь и вспомнил. Книгу он, впрочем, по старой памяти обнаружил довольно быстро - хоть та и стояла, всеми забытая, на одной из бесчисленных полок с неразобранными еще рукописями, только лишь ожидавшими своей очереди на внесение в полный библиотечный перечень; здесь легко бы могла она затеряться навечно. Держа «Вараготи» в руках, Мичи немедленно отправился в контору Библиотеки, где собственноручно и внес запись, с указанием точного индекса, и в Большой Перечень, и в список книг, относящихся к общественному устройству, и - нарушив порядок ради правого дела - в разделы, посвященные древней истории, философии, и к тому ряду книг, что повествуют о нравах и обыкновениях дальних земель. Добавил он «Вараготи» и в список новинок, что лежал в Библиотеке на самом виду и пользовался среди заядлых читателей неизменным заслуженным интересом.

Сложность - и основная причина, по которой столь славная книга оказалась погребена в бездонных запасниках Библиотеки - заключалась в том, что определить принадлежность ее к разделу, тому или этому, представлялось несколько затруднительным. Будучи целиком и полностью вымышленной, она - если точно следовать принятым правилам - не могла относиться к тем спискам, в которые Мичи, на собственный страх и риск, записал ее - позволив себе, возможно, отношение слишком вольное. Даже и в поэтический ряд «Вараготи», написанная великолепной прозой, не вписывалась никак - хотя именно здесь ее иносказательность, отвлеченность, оторванность от действительности могли бы скорее служить достоинством. Старые, известные рамки были ей слишком тесны - но, оставаясь пока в своем роде вполне единственной, не могла она положить и начала разделу новому: представленный только одной лишь книгой, раздел этот, по привычной самадо мерке, любому казался бы делом странным. Мичи вписал индекс на внутреннюю сторону книжной обложки, отнес «Вараготи» на полку и выставил так, чтобы всякий нашел ее без труда. Самое важное было сделано.