Перевозчик (СИ)

Мичи любил запах клейкого вара из особой водоросли руто, работать с которым ему доводилось у переплетчиков; любил то чувство, что дарила пальцам бумага - гладкая, шероховатая ли, порою не толще волоса, порой - рыхлая и тяжелая; каждой он знал теперь верное применение. Понемногу учился он понимать в стоимости и ценности; затаив дыхание, наблюдал за жаркими торгами и сложными, многоходными менами, что имели место в лавочках на соседних с Библиотекою островах. И самое главное - Мичи нравились люди, с которыми доводилось ему иметь дело. В их кругу чувствовал он себя своим - не равным еще, но принятым; нравилась обыкновенная здесь, несколько церемонная манера общения; нравилась неторопливая вдумчивость, с которой заключались сделки и принимались решения. И все же самыми счастливыми казались ему те часы, которые он проводил, сидя в собственной келье, в одиночестве, прислонившись к стене, расположив поперек своего лежбища низкий столик, за которым и выполнял работу самую лакомую: писал. Почерк его, разборчивый и аккуратный, быстро пришелся по вкусу многим. Нельзя сказать, что от заказов не было отбоя - поскольку, как ни крути, хороших переписчиков кругом хватало - но все же нечасто выдавались вечера, когда Мичи, радуясь перерыву в работе, мог предаться, наконец, чтению и извлечению для себя - исключительно ради собственного удовольствия.

Перепробовав себя во всякой книжной работе, разобравшись - как поступил он прежде с учеными дисциплинами - в самых основах, чтобы при случае и нужде можно было легко продолжить начатое знакомство, Мичи все более утверждался в принятом в самом еще начале своем решении: кем он хотел бы действительно стать - так это саманавадо, извлекателем.

Составители выборок были породой особой. Искусство извлечения, которому посвящал себя Мичи под чутким, едва ощутимым водительством Онди - старик-то, конечно, и виду не подавал, что шаг за шагом не столько даже преподает, сколько закладывает в Мичи сами его основы - требовало от мастера, помимо прекрасной памяти и обширного кругозора, прежде всего своеобразного склада мышления и характера. Умение молниеносно выделить суть, разглядеть ее, часто погребенную в путанице слов, извлечь - и преподнести, чистую, ясную, самодостаточную; сопоставить ее с мнениями порой противоположными, но звучащими не менее убедительно; отыскать в известных и забытых источниках доводы, что подкрепляют возможные точки зрения - и, в конце концов, избегая прямого утверждения, расположить их, как детали мозаики, составляя богатую, полную, целостную картину, которая оживет однажды в читателе вспышкой смысла, сполохом глубокого и окончательного понимания, взаимодействуя с собственными его взглядами и опытом: вот что и представляло собою - если, конечно же, не вдаваться в подробности, ограничившись столь поверхностным рассмотрением - искусство саманавадо.

Словом, Мичи нацелился высоко. Даже и без вполне уместных, с пониманием принятых замечаний Онди о том, что тому еще не доводилось встретить хорошего извлекателя, не разменявшего хотя бы четвертой меры возраста, Мичи было ясно, что становление мастерства займет время: годы и годы. Предстояло прочитать и осмыслить несчетное количество книг; отточить умение отличать подлинный смысл от словесных ухищрений; взрастить в себе такую же великолепную, как у Онди, способность рассматривать предмет одновременно критически и непредвзято, а самое главное - буквально наощупь, повинуясь смутному и едва уловимому внутреннему ощущению, находить ту вечно ускользающую точку, в которой все противоречия устраняются сами собой, противоположности смыкаются, порождая единое целое, и сквозь разноголосицу мнений проступает отчетливый голос истины. Мичи дал себе слово не торопить событий, предоставляя - как и советовал ему Онди - самому ходу времени выполнить большую часть работы. Насущными же для Мичи задачами полагал Онди, по большому счету, две вещи: во-первых, оставаться в подходящей, способствующей росту и становлению его, как саманавадо, среде - что, принимая во внимание столь многообещающе сложившееся начало его ученичества в гильдии, казалось делом вовсе не трудным - а во-вторых, и это представлялось едва ли не более даже важным, во что бы то ни стало сохранять в себе устремление, не забывать о выбранной цели, не упускать из виду; поддерживать начальное намерение, как поддерживают огонь - не позволяя погаснуть, подернуться холодной золой повседневных забот и житейских тягот.