Перезагрузка

Я облегченно вздохнула. Кажется, Иволга нашла хороший выход. Вот что мне не нравилось во всем этом. Если бы Кавказа и его людей застрелили прямо на месте – чем мы отличались бы от дружков или просто от разъяренной толпы? А так получается все верно. Обвинения будут доказаны, приговор вынесен квалифицированно.

Прямо как в довоенное время.

Похоже, большинству тоже понравилась эта идея. Ворон, сидя на трибуне, тоже голосовал. Все одобрили создание суда. И избрали туда Грея, и, при массовом одобрении, Мотю. Третьего члена суда предложил Принц, это была Зорька, женщина лет пятидесяти, в его роте она была при необходимости отличным снайпером, а так пользовалась большим уважением. Ее сын и дочь тоже были в ГСО.

Возле трибуны возникло замешательство – Кавказа и пятерых его активных сообщников брали под стражу. Все стали подниматься, расходиться. Вот что хорошо, думала я, пробираясь к выходу вслед за Чумой. На нас это решение не будет висеть. Меня все ещё пробирал мороз по коже, когда я вспоминала обвинение Кавказа – что Пулю расстреляли неправильно. Выходит, это мы все так ошиблись. Это мы все виноваты, не разобрались, расстреляли кого попало.

Теперь это, по крайней мере, не моя забота. Хотя с другой стороны, почему не моя? Моя. И ответственности я с себя тоже не снимаю. Я действительно уверена, что Кавказ – подонок, и что ему, как и его самым активным сообщникам – не место на земле.

15

– Посиди ещё, – попросил неожиданно Ворон, и я осталась.

В последние дни я часто заходила в компункт, к нему и к Иволге, в основном по организационным вопросам. И другие заходили, но со мной Ворон всегда подолгу беседовал. О том, о сем. Что припасы кончаются, а у копарей к весне тоже уже ничего нет, и жрать скоро будет нечего. Что сейчас ресурсов нет ремонтировать все, что снарядами побито – летом займёмся. И конечно, о моём отделении – было решено объединить тех, кто выжил из двух отделений, в одно. Теперь под моим командованием были, кроме оставшихся пятерых, еще четверо из второго отделения. Все хорошие, опытные бойцы. Да и у меня остались неплохие, если не считать Севера и Русалки. Ворон говорил, что они хотели бы организовать взвод спецназа на базе моего отделения – для разведки и для особых заданий. Об этом мы тоже говорили – как будем тренироваться, какое снаряжение получим.

Иволга молча работала рядом на своем ноутбуке. Может, какие-нибудь модели строила – она же офицер, она этому училась.

Ворон встал, подошел к низкому окошку, забранному решеткой. Внезапно грохнул мощный залп – я вздрогнула. И широкая спина Ворона заметно дернулась. Он повернулся ко мне.

– Вот и всё, – произнес медленно. Тут и до меня дошло, почему этот залп.

Кавказа и его пятерых сообщников суд ГСО, разумеется, приговорил к расстрелу.

По крайней мере с изнасилованиями все стало окончательно ясно – свидетелей и потерпевших нашлось достаточно. Да и доказательств убийства Духа – более чем хватает. А поскольку это убийство было даже не просто какое-то убийство из-за ссоры, например, а хладнокровно спланированное, именно с целью манипуляции и клеветы, Дух здесь вообще был только разменной монетой – то ясно, что на свою смерть Кавказ наработал сам. Айфон участвовал в заговоре. Остальные четверо, как было доказано свидетелями, по крайней мере знали о том, что готовится.

Вот доказательств связи Кавказа с дружками суд не нашел. Может, и была эта связь. Может, и нет. Все эти подонки и без того наработали себе на вышку.

– Тебе их жалко? – спросила я. Ворон качнул головой.

– Нет, конечно.

Он подошел к столу, сел. Иволга оторвалась от ноутбука, положила руку ему на предплечье. У меня что-то кольнуло внутри… они все время вместе. Конечно, Иволга прилично старше его, но она хорошо выглядит, по ней ничего такого и не скажешь. Почему ни мне, ни кому другому не пришло в голову, что может, их связывают какие-то особые отношения?

И почему мне даже сейчас это кажется все-таки неправдоподобным?

И почему так жаль, что я теперь окончательная уродка – без глаза и в платке?

Иволга убрала руку.

– Мне не жалко, – продолжил Ворон, – не в этом дело, Маус. Просто страшновато мне стало в таких случаях. Раньше я не так дергался. А сейчас… Когда понял, что о тебе вот так в любой момент могут начать рассказывать – мол, палач и садист. Я ведь когда Пулю убивал… думаешь, это легко было? Нет. Она красивая девчонка была, веселая. Давно уже у нас. Я знал, что она виновата. Мы все это знали. Никто её не бил, не пытал, она сама понимала, что виновата. А потом Кавказ мне вот так… что, мол, ни за что девчонку убили. Ты знаешь, если честно, лучше бы они мне тогда все ребра переломали, чем вот такое… Поэтому я и дергаюсь теперь. Не знаю – правильно мы поступаем, неправильно. Может, надо было их отпустить.

– Ага, а они бы к дружкам перешли. Нет, Ворон, всё верно!