Перезагрузка

– Мы выживем, – убежденно произнесла Иволга, – мы обязательно выживем и победим. Ничто не может победить сплочённый коллектив, Ворон. Вообще ничто. Но надо понимать, что отсидеться не удастся, и что ждать нельзя. На Заводе уже пробовали бастовать – но получается плохо, их просто убивают или выкидывают за ворота. Беспредел, хозяева творят, что хотят. В этих условиях поможет только восстание, и рабочие, в принципе, к нему готовы. Не все, конечно, но ядро есть. И гвардия теперь есть, вооруженная – они занимаются на пустыре за территорией завода, там же у них склад оружия. Его только на территорию надо будет перенести.

– Сколько человек в этой гвардии? – спросил Ворон.

– Пока двадцать четыре. Но будет больше.

Ворон скривился.

– Надо связываться с ними. Поддержать их. Временно перейти на территорию Завода. Ворон, мы должны взять Завод и Новоград в свои руки. И установить в городе свою власть. Это – наша цель.

Мы с Вороном посмотрели на Иволгу круглыми глазами. Она чокнутая, шевельнулась мысль. Мне надо было догадаться с самого начала.

– Иного пути нет, – твердо произнесла Иволга, – и не говорите, что это невозможно.

– Они будут нас бомбить.

– И на Заводе, и у нас есть ПЗРК, арта тоже есть. Кроме того, они вряд ли решатся сразу бомбить свою собственность. Завод – это же основа жизни Новограда. А вот мы будем стрелять и по Новограду.

– Там же дети, – вырвалось у меня. Мне вспомнились чистенькие, красивые дома, ярко раскрашенная детская площадка. Как в сказке. Как до войны.

– А в городе – не дети? – жёстко спросил Ворон. Я кивнула. Да, и у нас дети. И в городе тоже дети, и они все умрут, если мы ничего не предпримем.

– Мы предоставим коридор, пусть желающие эвакуируются, – сухо сказала Иволга, – Новоград надо взять. Власть в городе должна принадлежать рабочим, и мы как ГСО должны их поддержать. Стать их народной армией.

Я взялась пальцами за виски – в голове тонко заныло.

– Подожди. Иволга… подожди. Это же ерунда. Ну вот возьмем мы власть в городе… ладно. Может, будем распределять там продукты среди всех. Может, наладим жизнь… Но ведь мы же не одни в мире остались. Мне Яра рассказывала. Куда-то же они продукцию продают. В других городах тоже есть богатые, армия. Где-то даже целые государства еще есть. Те же самые китайцы, у которых Завод раньше был, придут и заберут. Всех поубивают… Или казахи придут. Да и в России еще армии всякие есть. Понимаешь, мы до тебя как-то жили… А тут захватили Горбатого – вроде и хорошо, а с другой стороны – проблемы такие возникли, что теперь не знаешь, как их решать. Ты говоришь – захватить всю власть в городе. А дальше что – в России власть захватить? Таких сил у нас нет и не будет. Мы одни против всего мира? Знаешь… может, лучше поскромнее быть, меньше проблем будет.

Иволга с силой помотала головой.

– Мы не будем одни против всего мира, Маус.

Она помолчала.

– Я не рассказывала вам всего. То, что в Кузине сейчас происходит – идет во многих местах. Везде люди восстают, берут власть в свои руки. В Ленинграде сейчас управляет трудовая коммуна.

– Это Питер, что ли? – уточнил Ворон.

– Ну да… мы его всегда называли Ленинградом, – подчеркнула Иволга, – и в других местах такие коммуны уже есть. И новые появляются. Мы только присоединимся к ним. Может быть, они даже смогут нам помочь… у них авиация есть, ракеты высокоточные.

– Авиация? – вскинулся Ворон, – ты серьёзно?

– Совершенно серьёзно. Но я не хочу об этом говорить, у них тоже сил мало пока, нам самим бы надо продержаться и объявить коммуну. Тогда они с нами объединятся, и… будет легче. Но пока не говорите ничего об этом. Надо, чтобы люди верили в свои силы. В свои собственные силы.

– Иволга, блин… – Ворон пораженно замолчал, а потом спросил, – Оль, ты коммунистка, что ли?

– Типа того.

– И все, что ты тут делала…

– Да. Типа того.

Она серьёзно, испытующе смотрела на Ворона. Я понимала, что она хочет спросить – и как? Ты теперь со мной – или выгонишь? Ворон подумал и кивнул.

– Хорошо. Другого выхода у нас все равно нет. Или победим, или сдохнем. Я с тобой. Будем брать власть. Маус, а ты? – он глянул на меня.

«А что, у меня есть какой-то выбор?»

– Я всегда с тобой. Даже не сомневайся, – ответила я.

Не то, чтобы я не понимала безумие этой идеи. Отлично понимала. Четвертую роту пришлось полностью расформировать – почти все уцелевшие поклонники Кавказа ушли сами. Нескольких оставшихся человек – девушек и тех парней, кто не участвовал в образе жизни, навязанном Кавказом, в основном, новичков – распределили по другим ротам. Вместе с боевыми потерями это привело к сокращению нашей численности на треть.

Нам надо было зализывать раны. Захватить какую-нибудь из мелких банд, чтобы увеличить боезапас. Навербовать еще людей и обучать их. Словом, затаиться и сидеть тихо-тихо, набираться сил.

Мешало другое: копари уже не могли расплачиваться с нами за охрану: у них самих весной продуктов практически не осталось. Похлебка стала пустой, хлеба никто не видел уже давно – то, что приносили рабочие, мы полностью отдавали детям, для них и варили отдельно. И еще раненым.