Тут вдруг меня торкнуло. А ведь был бы шанс, если смотреть с точки зрения Яры… еще какой шанс, она и не знает об этом. Пойти в Новоград, пробиться к командованию Охраны… рассказать все – на какое число что назначено, какое у нас вооружение и ресурсы. Тут не только место прислуги, тут можно сразу повыше взлететь. Меня аж затошнило от такого шанса. Вот уж опять – выбор, когда никакого выбора даже и нет, даже и речи быть не может.
Я вспомнила бабушку и ее поговорки.
– Эх, Ярослава… не жили богато – не стоит начинать. Пойду уборку заканчивать.
И я развернулась и пошла мыть полки на складе.
Дома я спросила у Иволги.
– Слушай, Иволга… а кто это вообще – коммунисты?
Так получилось, что мы с ней остались вдвоем – Ворон ушел по делам, а я сидела и приводила в порядок партию «Удавов» – ребятам удалось надыбать в последнем патруле двадцать четыре штуки. И пару ящиков патронов. Пистоли только почистить надо еще как следует, заменить детали кое-где. Я спдела за столом, заваленным оружием, ветошью, железками. А Иволга рядом в старом, продавленном кресле, с компом на коленях
Она подняла голову и посмотрела на меня внимательно. Глаза у Иволги – серые, продолговатые и очень цепкие. И вдруг расхохоталась.
– Извини, Маус. Смешно, – вытерла рукавом глаза.
– Почему? – я слегка обиделась.
– Прости. Не думала, что доживу до такого вопроса.
Она захлопнула плоскую непрозрачную крышку толщиной с лист бумаги. Похоже, у нее было настроение поговорить.
– Знаешь, Маус, когда я была молодая вроде тебя, все очень хорошо знали, кто такие коммунисты, но каждый знал что-нибудь свое. Да и коммунистов разных тоже много было, и в то же время куча людей почему-то заявляла, что мол, никаких коммунистов сейчас нет. Но как же нет, когда их – аж несколько десятков разных организаций? И так в каждой стране.
А теперь… теперь ты даже ничего об этом не слышала. Может, это и к лучшему, я не знаю. Я помню все эти яростные споры, срачи, баталии – в газетах, на телевидении, в интернете, на кухнях. А теперь никто ничего этого уже не помнит. И детям не рассказывает. Теперь все думают только о том, как червей накопать и засолить, картошки раздобыть, дров на зиму.
Она замолчала, снова уставившись в какую-то даль, ведомую только ей одной. А я впервые подумала о том, что ведь была у нее своя жизнь – и еще до войны. Она возрастом как моя мать, наверное. Или даже старше. Нам вообще этих людей не понять. Они в детстве каждый день ходили в школу, о еде не думали – пришла домой, мать еду на стол поставила, ты и наелась. О чем же они думали? Даже представить не могу. Вырастали, учились разным профессиям. Раньше университеты были, училища разные, эти, как их, колледжи. Какая жизнь раньше была сложная! А еще они спорили про коммунистов, оказывается.
Но потом случилась война, и во многих городах стало как в Кузине – прилетела Бомба. Или много обычных снарядов. Или еще что-нибудь.
И они стали такими же, как я, и думают только о еде. А я никогда другой и не была. А Дана даже представить не может, как можно думать о другом и жить по-другому.
– Знаешь, – вновь заговорила Иволга, – случилась странная вещь. Ведь в раньше в головах у людей такой бардак был! Сталин, Троцкий, революция, невинно убиенный святой царь, Россия, которую мы потеряли или не потеряли, голодомор, хохлы, москали, эффективный рынок, неэффективное население, колбаса… Продраться сквозь этот бардак было просто невозможно. А сейчас… такое ощущение, что компьютер выключили. Нет, не выключили, а полностью отформатировали диск. И вся информация, которая на старом диске была, просто потерялась. Наверняка из всех слов, которые я произнесла, ты не поняла ни одного?
– Почему, – обиделась я, – хохлы – это эти, как их… украинцы. Колбаса – это продукт такой из мяса, я ее ела, между прочим! В детстве ела, хотя уже не помню, и в Новограде пробовала. Сталин – я тоже что-то слышала. Хотя точно не помню, кто это. Какой-то плохой человек.
Иволга фыркнула, и я поняла, что познаниями хвастаться не стоило.
– Ну в общем, практически ничего, – сказала она, – ноль. Чистый диск. Общество начисто все забыло и потеряло, вся информационная среда уничтожена. И теперь можно вставить новый носитель и загружать систему с нуля. Полная перезагрузка – вот что происходит.
Она поморщилась.
– Не знаю, хорошо это, или плохо… Ладно, Маус, давай загружать по новой. Коммунисты – это те, кто знает, как устроен мир, и как его сделать лучше.
– И как он устроен? – спросила я скептически.