Я открыла первую страницу. Там было написано «Манифест Коммунистической партии».
Первая фраза была такая:
«Призрак бродит по Европе. Призрак коммунизма».
Дальше стояло что-то непонятное. Но звучало это хорошо, и я решила, что обязательно почитаю на досуге.
С досугом в следующие дни у меня, правда, стало очень плохо.
Мы стали готовить технику, оружие, машины для быстрой переброски всего нашего имущества на территорию Завода. Оставлять здесь что-либо не было смысла.
А забастовка вот-вот уже готова была начаться.
16
Вся территория хорошо просматривалась с вышки. С каждой из вышек, расставленных по периметру, и на одной из них как раз сидели мы с Чумой, Штирлицем и Лексом из второго отделения- вернее, это они раньше были во втором, а теперь у меня в спецвзводе. Спец- или не спец, а караульную службу мы тоже несли, как и все. На угловой вышке неплохо, хотя если полезут
Одно плохо – на вышке сильно клюёшь носом. Спать хочется постоянно. Сколько я уже не спала? Кажется, часов восемнадцать. До дежурства у нас была тренировка спецназа, а до того я гоняла заводских, они вообще ничего не умеют. Оружия у нас достаточно, но из рабочих мало кто умеет с ним обращаться, особенно девки. Ну какие девки? От пятнадцати и до шестидесяти лет. До того ещё было совещание у Иволги, ещё раньше наряд – работали в оружейке, порядок наводили, а ночью была тревога… Только я легла, как по нам начали лупить из арты. Пришлось вставать, бежать в укрытие… В общем, давно я уже не спала. Но это уже привычно.
Разговаривать никому не хотелось – устали. Наконец Лекс выдохнул.
– Курить, блин, хочется.
На посту, ясное дело, нельзя курить. Я этого не сказала – он и сам ведь не дурак. Лекс сам не воевал, но до войны был хоккеистом (не знаю точно, что это – вроде спорт), так что по физическим данным он нам очень даже годился, да и в ГСО был два года уже.
– Потерпи, – сказала я, – ещё полчаса осталось всего.
Оглядела окрестность – отсюда хорошо просматривалась дорога на Новоград. Слева и справа – низкие развалины, здесь до войны склады были или мелкие фирмы. Небольшие кирпичные дома. Многие и сейчас сохранились. В них можно целую армию внутри накопить – но мы же все время смотрим с вышек, так что не накопят. И дорога, вон она, обычно по ней туда-сюда снуют джипы, грузовики, а по второй полосе двумя потоками идут фуры – к нам с поставками разными, от нас – с продукцией. Но сейчас дорога пуста. Снега и льда уже нет, только в оврагах еще лежит – после войны снег сходил только в мае-июне, но сейчас становится все теплее. Серая ровная лента дороги среди развалин, бурно разросшегося кустарника – будто эта дорога уходит в неведомый край, где не было войны, где все прекрасно. Хотя так оно и есть на самом деле, в Новограде же все прекрасно.
– Интересно, дадут на ужин пожрать чего-нибудь? – пробурчала Чума.
– Чего-нибудь дадут, куда денутся. Другой вопрос – чего, – ответил Штирлиц. Что его имя означает, я не знаю, он старый уже, лет шестьдесят точно, но еще крепкий. В молодости вроде был инженером – в технике отлично разбирается.
На заводе, конечно, продукты были. Забастовочный комитет, не будь дураками, объявил о начале действий именно тогда, когда на склад завоз был. Весь наш склад был забит консервами, мукой, крупой и всякими прочими ништяками. Так что жить стало веселее. Но кладовщики – нескольких человек назначили кладовщиками – все пересчитали и определили норму выдачи. Ну как выдачи – на руки продукты, конечно, никому не давали. Варили каждый день котлы с супом и кашей, сухари давали по штуке или две на руки. В общем, хотя стало получше, чем в Танке в последнее время, но тоже не так уж хорошо. И разговоры по-прежнему вокруг еды крутятся. В Новограде еды должно быть полно… вот захватим его… но с другой стороны – хватит ли той еды на всех жителей города? А если мы ее только себе заберем – то мы не лучше дружков, так ведь?
– Иволга говорит, – вспомнилось мне, – сейчас такие пищевые фабрики изобрели. В Ленинграде уже такая есть, и там на весь город еды хватает. На одной такой фабрике могут очень много всего произвести – хоть миллион человек сразу накормить хватит.
Иволга ещё говорила, что эти фабрики… как их там – аэропоника вроде это называется… единственный шанс человечества на выживание. Потому что бОльшая часть почв заражена или вообще спеклась от жара. И еду выращивать, как раньше, уже не получится на всех. В каких-то странах, рассказывала Иволга, места очень мало, и все зараженное, и вот чтобы кормить армию, придумали такие фабрики. Все эти технологии и раньше уже развивались, но во время войны произошел скачок. Конечно, построить такую фабрику непросто. Но Иволга говорила, что из Ленинграда нам могут продукты присылать – у них теперь реально на всех хватает.
– Вранье это, я думаю, – высказался Лекс, – раньше тоже были теплицы разные, оранжереи… так там стоимость высокая производства этого.