Перезагрузка

Очень старые на вид цеха. Но ещё прочные. С другой стороны к ним примыкают современные – построенные перед войной. Сейчас, конечно, всё мертво – никто нигде не работает. На Заводе от силы половина людей осталась, но Иволга говорит, что и это очень хорошо. Остальные, конечно, разошлись по домам – ясное дело, у них семьи. Хотя у нас тоже семьи и дети тут есть. Дети постоянно живут в убежище. Во время войны здесь убежище оборудовали, но мы в него все не войдем. Поэтому там дети и несколько матерей, чтобы за порядком следить. Ведь кто их знает, когда бомбить начнут.

В основном все спят в трех цехах – упаковочном и испытательных. Там свободного места много, да и из упаковки можно спальных мест наделать.

На территории сейчас казалось безлюдно. Хотя так-то народу у нас хватает. Но по двору никто без дела не бегал – кто-то занимался на внутренних площадях, кто-то нес охрану. Громадные цеховые корпуса нависали зловеще. И вдруг изнутри со мной будто кто-то заговорил, как мысль возникла внутри, и я поняла, что это – Яра. Ну вот, то мать все время о себе давала знать, как будто живая, а теперь ещё и Яра добавилась.

«Посмотри, Мария, чего вы добились. Завод работал. Производил продукцию. Была какая-то надежда на развитие. Да, рабочие жили трудно, в городе ещё труднее – но хотя бы шло производство. А теперь?»

«А зачем нам это производство, Яра? Если все мы все равно сдохнем. Ты же сама говорила – жителям Кузина не повезёт. И даже если кто-то из рабочих бы выжил – что остальным до этого? Тем, кто ляжет под колеса этого твоего производства?»

«Ну как зачем? А человечество? А прогресс? А разумная жизнь на Земле? Да, производство несправедливо – есть элита, есть неудачники, которым остается только работать и голодать, есть те, кто и работать-то не способен. Но кто сказал, что жизнь должна быть справедливой… Да ведь и в этом есть определённая справедливость – каждый получает именно то, чего добился. Те, кто поумнее и предприимчивее, смелее – живут лучше».

«А зачем нам такой прогресс? И разумная жизнь на Земле – зачем, для кого, Яра? Для инопланетян, что ли? А про умных и предприимчивых – это все верно. Горбатый, к примеру, предприимчивый и смелый. А жители города – в основном нет. Вот только, Яра, в этой картинке не хватает места для таких, как Иволга и Ворон. Умные и смелые – но не для себя, а для всех. Я – с ними, а не с тобой. Я хочу быть такой, как они – а не как ты. Вот получила ты квартиру эту, жрать можешь от пуза – и что? Меня не это, может, интересует».

«Вот ты сейчас получишь спецфугас. Он грязный, ты это знаешь. Озеро станет радиоактивным. И все окрестности».

«Там рядом не живет никто, у Обувной Фабрики. Кто же у озера жить будет…» – я благополучно проглотила страх, возникший при одной мысли «озеро».

«Неважно. Вы продолжаете войну. Война и так почти уничтожила все живое на Земле. А вы еще дальше взрываете, уничтожаете, убиваете – во имя какой-то вашей справедливости и высшей морали. Чем ты лучше тех, кого убиваешь?»

«А я не лучше, Яра. Мы не лучше. Мы просто жить хотим. А вы нам этой возможности не даёте».

Нельзя сказать, чтобы мне удалось Яру полностью убедить. Ту, что внутри, конечно- настоящая Яра и слушать бы меня не стала. Пока я дошла до второго упаковочного, мне стало понятно, что это говорит во мне страх. Банальный страх, который маскируется под рассуждения. «Добрая ты», говорит мне Чума обычно. Хотя я не добрая ни разу – просто есть у меня такая фишка: я всех понимаю. С этим трудно жить! Я всех по-своему могу понять – и Кавказа в чем-то понимаю… И Горбатого даже. И мать понимаю. И Яру. Есть у каждого какая-то своя правота. У Фрякина вот тоже есть, как и у Морозовой: они производство создают, предприимчивые, всё тут организовали, а людишки неблагодарные вон как с ними. Со своей точки зрения каждый прав.

Если бы не было Ворона, и если бы я не знала, что по-настоящему, глобально, прав он – мне бы, наверное, совсем тяжело было жить.

И зачем я родилась такой ненормальной? И зачем пошла ещё при этом в ГСО? Здесь задумываться нельзя, здесь стрелять надо. Но ведь я и стреляю, и даже командую, наверное, неплохо, раз теперь вот командир спецвзвода.

А все-таки хорошо, подумала я, что Яра успела в Новоград переехать. Что её здесь нет и не будет. В глубине души я желала Яре добра.

И попутно, со всеми этими размышлениями, я решила, кого беру с собой. Чуму, конечно. Ну и тех же, кто со мной сейчас на охране был, хоть они и устали – Лекса, потому что самый здоровый у нас, и Штирлица, потому что он и будет спецфугас устанавливать. Инженером он был до войны.

Сначала я всё рассказала Чуме, а мужиков вызвала по комму. Чума устало взглянула на меня.

– Совсем чокнуться.

– Нет, – возразила я, – совсем чокнуться – это сидеть здесь и ждать обстрела «Торнадо». Все верно. Их так и так надо убирать.

– Оно, конечно, так. Но шансов мало.

Я зажмурилась – глаз щипало, как будто песок под веко насыпался. И сразу не по себе. Когда у тебя один глаз – это совсем не то, что два, за него сразу в два раза больше боишься.