Читаем Пережить фараона полностью

Эту антологию в нескольких экземплярах доставил к ним в караван начальник лагеря собственной персоной, и теперь книги в аляповатой глянцевой обложке красовались на железном столике, привинченном к стене, а к полу был привинчен табурет, так что каждый желающий мог присесть тут же, и изучать новые комментарии к Книге Книг под бдительным взглядом главного сефардского раввина, чей портрет висел как раз напротив. Когда этот портрет внесли и прикрепили к стене, Яаков подумал было, что темные очки стали теперь обязательной формой для главного сефардского раввина в дополнение к традиционному одеянию, расшитому серебром. Но оказалось, что на пост главного раввина снова вернулся Овадия Йосеф. Партия ШАС вошла в правительство, Арье Дери сделался одним из приближенных Харида, и должность главного раввина по новому закону стала пожизненной. Кто займет место главного сефардского раввина, было ясно сразу, а вот ашкеназского, такого, чтобы безоговорочно поддержал новое правительство, пришлось искать несколько месяцев. В конце концов остановились на довольно неожиданной кандидатуре. Главным ашкеназским раввином был назначен рав Гирш, тот самый, из Нетурей Карта.[10] Государство с новым названием, отказавшееся от идеологии сионизма и признавшее права арабов на земли Эрец Исраэль, с его точки зрения, ничем не отличалось от подмандатной Палестины, и, как он признавал когда-то англичан, так и теперь признал Харида. Говорили, что за него перед Харидом ходатайствовал Арафат. Жители Меа Шеарим сперва восприняли назначение рава Гирша как его очередную сумасбродную выходку и пообещали облить его серной кислотой, но выполнить свое обещание не сумели, потому что Харид приставил к главному раввину персональных телохранителей. Со временем выяснилось, что Харид, как всегда, сделал правильный выбор. Рав Гирш в дела государства не вмешивался, а занимался исключительно общиной харедим, которые, скрепя сердце, ему подчинились — выхода у них не было. Новая власть не позволяла демонстраций по поводу раскопок или автобусов в шабат, но зато предоставила харедим полную автономию. Национально-религиозные школы были закрыты, а у харедим остались и школы, и семинары, появилась собственная система судопроизводства и даже собственная полиция. Правда, новых участков для строительства им не выделяли, тем более, что на прижатой к морю полоске земли свободного места практически не осталось, и приходилось достраивать новые этажи, так что харедимные кварталы напоминали огромный многоэтажный улей. Хабадники школ и прочих привилегий были лишены, как противники мирного процесса, а многих арестовали по обвинению в ведении религиозной пропаганды. Так попал в Нецарим[11] -2 Менаше. Его взяли прямо на Тахане Мерказит в Тель-Авиве, где он предлагал желающим наложить тфиллин.

Рав Гирш во все эти дела не вмешивался, его ничуть не смущали подобные аресты, зато рав Овадия потребовал, чтобы заключенных, соблюдающих заповеди, поместили отдельно, дали им возможность молиться в миньяне и даже трубить в шофар в Рош-Ха-Шана. Президент сначала не соглашался, но Арье Дери заявил, что тюрьма должна сохранить еврейский характер, в противном случае ШАС выйдет из коалиции. Учитывая масштабы набиравшей размах кампании массовых арестов, требование Дери можно было понять. Правда, коалиция давно превратилась в пустую формальность, но Харид все же принял условия Дери, не потому, конечно, что боялся раскола в правительстве, просто ему нужно было продемонстрировать евреям диаспоры, что его режим пользуется поддержкой религиозных авторитетов.

— Надо же, эти религиозные и тут устроились лучше других, — в первый же день своего пребывания в их караване возмутился Дани. Условия у них и на самом деле были лучше, меньше народу в караване, относительно чисто, а главное — можно не соприкасаться с уголовниками. Но Дани мог бы и помолчать, ему вообще-то не полагалось здесь находиться. Представление о еврейской традиции он имел самое смутное, а религиозных евреев считал средневековыми фанатиками, но следователь, с которым они когда-то вместе учились в университете, посоветовал ему надеть кипу, чтобы не сидеть с уголовниками.

Таких, нерелигиозных, у них в караване было двое. Дани попал к ним недавно, а до этого был еще Зеэв, мальчик из России. Алия практически полностью прекратилась — кто отважится ехать в карликовое государство, которое вот-вот проглотит Великая Сирия. Пресловутое палестинское государство и на самом деле было создано, но просуществовало меньше года. Сирийская авиация атаковала Дженин, Калькилию и Йерихо, Арафат надеялся сперва отсидеться в Газе, но быстро понял, что помощи ни от Египта, ни от Саддама Хуссейна ожидать не приходится и через несколько дней капитулировал. Асад сделал вид, что забыл старые счеты и назначил президента несостоявшегося государства военным губернатором Палестины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин и разведка
Сталин и разведка

Сталин и разведка. Эта тема — одна из ключевых как в отечественной, так и во всемирной истории XX века. Ее раскрытие позволяет понять ход, причины и следствия многих военно-политических процессов новейшей истории, дать правильное толкование различным фактам и событиям.Ветеран разведки, видный писатель и исследователь И.А.Дамаскин в своей новой книге рассказывает о взаимоотношениях И.В.Сталина и спецслужб начиная с первых шагов советского разведывательного сообщества.Большое внимание автор уделяет вопросам сотрудничества разведки и Коминтерна, репрессиям против разведчиков в 1930-е годы, размышляет о причинах трагических неудач первых месяцев Великой Отечественной войны, показывает роль разведки в создании отечественного атомного оружия и ее участие в поединках холодной войны.

Игорь Анатольевич Дамаскин

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция
Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Монография Джона Покока «Момент Макиавелли» принадлежит к числу наиболее авторитетных и цитируемых исследований в общественных науках за последние пятьдесят лет. Яркий представитель Кембриджской школы изучения политической мысли, Покок предложил новую концепцию истории западной политической философии Нового времени: место либерального канона от Локка до Смита заняла республиканская традиция. Книга описывает историю республиканского языка политического мышления, которая включает сочинения Аристотеля, Полибия, Цицерона, Макиавелли, Гвиччардини, Харрингтона, Мэдисона и Джефферсона. Автор прослеживает эволюцию этого типа политического языка от споров гражданских гуманистов ренессансной Флоренции до полемики британских мыслителей в XVII и XVIII веке и дискуссий о характере новой республики в США в конце XVIII столетия. Ключевая тема исследования – роль активного гражданства и его добродетелей в эволюции западноевропейской политической мысли. Идеи Покока не теряют актуальности и сегодня, особенно в России, переживающей собственный «момент Макиавелли», – время столкновения молодой республики с кризисом провозглашенных ею ценностей и институтов.

Джон Гревилл Агард Покок

Политика