Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

Я заявил Азефу о своем желании вступить в Боевую организацию. Это было уже в Гельсингфорсе, куда после съезда партии на Иматре многие из нас переехали, чтобы там перегруппироваться и снова разъехаться по России для продолжения революционной работы. Азеф мне сказал, что даст ответ на другой день. Почему-то я не сомневался, что буду принят. И в самом деле, когда я на другой день в назначенный час пришел к Азефу, то застал у него Бориса Савинкова, который, вместо приветствия, крепко меня обнял и поцеловал. Я понял, что был принят. Так Азеф мне и сказал. Сюда же пришел и Абрам Гоц. Несмотря на нашу большую близость с ним, он никогда мне не говорил, что уже работает в Боевой организации, но я сам это подозревал. И это, вероятно, оказало немалое влияние на мое решение. Он, наоборот, отнесся к моему принятию в состав Боевой организации без всякой радости – пожалуй, даже с грустью. Почему? Очевидно, потому, что теперь и я, как он, был в его глазах приговоренным к смерти человеком, который должен скоро умереть. И ему было меня жалко. Да, ему не было жалко себя, но было жалко меня.

Вопреки обычаю, Азеф посвятил меня в те террористические предприятия, которые сейчас партия ставила. Я говорю «вопреки обычаю», потому что, по условиям конспирации, участник одного террористического предприятия не должен ничего знать о другом предприятии. Но на меня, очевидно, смотрели не только как на простого исполнителя-террориста. Разве я не был уже, прежде чем войти в Боевую организацию, членом Центрального комитета?

Два дела сейчас стояли на очереди.

Первым делом было покушение на министра внутренних дел Дурново, который общественным мнением после ликвидации Манифеста 17 октября о свободах считался вдохновителем всей правительственной реакции. Покончить с Дурново нужно было как можно скорее, потому что в апреле должна была быть созвана Государственная дума, и с Дурново необходимо было покончить в остающиеся три месяца, то есть до ее открытия.

За организацию этого дела взялся сам Азеф. К этой работе были привлечены шестнадцать человек. Они были разделены на несколько отрядов, совершенно самостоятельных, не имевших между собой никаких сношений. Один из этих отрядов состоял из трех переодетых извозчиками лиц – в числе их был и Абрам Гоц. Заведовал этим отрядом Зот Сазонов, брат Егора Сазонова, убившего министра Плеве.

Другой отряд был смешанным – два извозчика, два уличных торговца папиросами и один уличный газетчик. С этим отрядом имел сношения Савинков. И наконец, имелась большая техническая группа в восемь человек, снявших дачу в Финляндии (в Териоках) и устроивших в ней динамитную мастерскую, в которой изготовляли динамит и снаряжали бомбы. Во главе этой группы стоял Лев Зильберберг (партийная кличка – Серебров). Лев Зильберберг был моим товарищем по московской гимназии, мы рядом просидели на скамейках восемь лет. Но характерно, что я даже не знал, что он состоит в партии, а тем более в Боевой организации. Узнал я об этом лишь случайно, позднее, на одном деловом свидании уже в самом Петербурге – в Купеческом клубе (на маскарадном вечере!), где я должен был встретить человека, которого мне назвали Николаем Ивановичем и внешность которого мне была подробно описана.

Каково же было мое удивление, когда в «Николае Ивановиче» я неожиданно узнал своего старого гимназического товарища Льва Зильберберга! После гимназии наши дороги разошлись – я уехал учиться в Германию, он был исключен из Московского университета за участие в студенческих волнениях, сослан в Сибирь, бежал оттуда и уехал тоже за границу – учился в бельгийском Политехникуме (в Льеже).

После окончания гимназии мы с ним ни разу не встречались. В этой технической группе у меня была еще одна приятельница, Маруся Беневская, дочь амурского (в Сибири) военного губернатора, с которой мы вместе учились и дружили в Галле (в Германии); я был на философском факультете, она – на медицинском.

Маруся была глубоко верующей христианкой и пошла в террор, как в Средние века верующие шли на костер. Как судьба Зильберберга, так и судьба Беневской, была трагична. Зильберберг был через год выдан Азефом и под фамилией Штифтарь повешен. У Беневской при подготовке покушения на Дубасова в Москве (15 апреля 1906 года – об этом ниже будет рассказано подробнее) взорвался в руках запальник бомбы; взрывом ей оторвало кисть левой руки. Она была приговорена к каторге и ее отбыла. Я знал, кроме того, в этой технической группе и другую девушку – Павлу Андреевну Левинсон, брюнетку с голубыми глазами; она в этой группе была «химичкой». Позднее мне с ней пришлось встретиться на другом революционном деле, когда я устраивал побег товарищу. Об этом рассказано будет тоже позднее.