Через несколько недель Макс пришел на сеанс и сказал: «Разве это не было бы ужасно, если бы я погиб по дороге к вам?» Он ехал на велосипеде без шлема, сломя голову лавировал между машинами и едва избежал аварии. Он признался, что постоянно подвергает себя риску: «Я авантюрист. Настоящий авантюрист». После этого Макс рассказал мне о серьезных авариях, в которые попадал и которые могли кончиться плохо.
Испытывая смесь страха и облегчения, я сказала Максу, что переживала за него и злилась. Мне хотелось понять, не проверяет ли он таким образом себя, но Макс лишь рассмеялся: «Я идиот. Мне нужен человек, который будет присматривать за мной». Мы немного помолчали, пытаясь понять глубокий смысл этих слов. Затем он сказал, что чувствует свою мать внутри себя и до сих пор остро ощущает печаль утраты. Я задумалась, будет ли нормальным решение заменить ее на некоторое время.
Чтобы помочь Максу, мне нужно было понять, что стояло за его напряженным разумом и навязчивым поведением. Это выглядело лучшим решением. Я предложила провести визуализацию. Макс закрыл глаза и увидел себя в «сером пространстве, где нет никого». Когда я спросила, что помогло бы ему почувствовать себя там в безопасности, он ответил, что не может представить реальное счастливое место. Через несколько секунд по его щекам потекли слезы. Затем Макс сделал первый шаг к созданию «безопасного места», представив луг с ручьем и мостом. Я попросила его дышать и удерживать эти чувства – они словно проходили сквозь его тело, достигали пика и успокаивали его. Макс сказал, что увидел свою мать. Она казалась такой настоящей, она болтала со своими друзьями. Макс не мог подойти к ней, но прошептал: «Привет». Меня это глубоко тронуло: я надолго запомнила горечь этих слов. Столь незначительное «привет» отражало тягу к жизни.
Макс никогда не опаздывал и не путал дни: удивительная ответственность для такого неорганизованного человека. Он взлетал в мой кабинет по лестнице и падал в кресло – улыбающийся и веселый. Мы довольно быстро поняли, что каждое действие Макса было продиктовано мгновенным удовольствием, но в результате вело к долгосрочному провалу. Я вспомнила слова Энни Диллард[2]
: «То, как мы проводим дни, разумеется, означает то, как мы проводим свою жизнь». Я спросила у Макса, как он проводит свой день. Обычно он спал допоздна и занимался ерундой. «Я ничегонеделатель, – сказал он. – Я маюсь целыми днями. Чувствую себя прокрастинатором». Прежде чем он это осознавал, наступал вечер. Ничего не сделав за день, Макс мог лишь надеяться, что следующий день пройдет более продуктивно. Он всегда соглашался на любые предложения развлечься. Иногда он работал диджеем по ночам. Макс мечтал стать музыкантом, но не писал музыку.Чувства Макса извергались фрагментами. «Я вот-вот расплачусь, потому что понимаю, что не делаю ничего, что прошу себя сделать, – сказал он на одном из сеансов. – Я чувствую огромную пустоту и не знаю, что с ней делать. Теперь я чувствую себя ужасно». Он рассмеялся и натянул футболку на лицо, словно в попытке спрятаться от меня. Я спросила: «Если бы ты не смеялся, что бы ты сделал?» Он замер и ответил: «Плакал». Со временем я поняла, что Макс всю жизнь пытался побороть чувство печали и старался не расстраивать отца. Он все еще писал сообщения Мине. Мы поговорили о том, как ему было сложно поверить в то, что их отношения закончились. Я тихо сказала: «Принятие реальности, противоположной мечте, может быть самым сложным этапом переживания горя». Мы связали мое утверждение с его матерью, смерть которой Макс тоже не мог принять.
В ходе сеанса Макс понял, что только боль связывала его с матерью. Когда он не испытывал боли, он словно оставлял ее одну. Он в слезах сказал, что его мать убили и она не заслуживает того, чтобы он ее покидал. В глубине души Макс знал, что с момента ее смерти он взял на себя роль клоуна, оставаясь забавным и жизнерадостным. Ему было тяжело так долго поддерживать гармонию в семье. Из-за этого он утратил связь с собственной личностью.
Через неделю Макс пришел, сияя от радости. «На прошлой неделе после нашего разговора о том, что я не могу оставить маму, я пришел домой и начал писать в дневнике, – рассказал он. – Я почувствовал огромные перемены и несколько дней не мог прийти в себя. Внезапно я понял, что на самом деле мне не так уж и плохо. Какого черта я должен быть хуже других? Это помогло мне ощутить себя всесильным». Сеанс высвободил его энергию, и Макс почувствовал себя на высоте.