Перфундере

–Ясно. Только на репетициях мне не хотелось бы пользоваться Имаджинографом. После того, как доктор Уолкер вывел на экран секундные образы, они пропали из моей головы, – солгала я. – Если Вы не хотите потерять мои «рекламные листовки», лучше не рискуйте.

–Чтож, это разумно. Мы знаем, что при использовании Имаджинографа существует вероятность подобного побочного эффекта. Так что ограничимся устными репетициями.

–Хорошо.

–В таком случае, увидимся в понедельник. Санитар проводит Вас до…

–У меня остался один вопрос.

–Я слушаю.

–Мистер Келли. Я тут на досуге освежила в памяти то, что подписывала год назад. В договоре я давала согласие на проведение медицинских тестов по окончании эксперимента. При этом о моём последующем участии в популяризации вашего проекта не было сказано ни слова. Как Вы считаете, это означает, что я имею полное право по завершении всех тестов покинуть Центр?

Руководитель ЛИС приосанился, спустив, наконец, беспокойную ногу с колена, и посмотрел на меня с усмешкой.

–Надеюсь, Вы понимаете, что в таком случае Центр не будет оказывать Вам помощь с таким же энтузиазмом, с каким он готов делать это сейчас.

«Я нужна тебе больше, чем ты мне! Пойми ты это, чёртов доктор!»

–На текущий момент Ваша адаптация, мисс Ланкастер, полностью не завершена, поэтому мы не можем поручиться за то, что Вы не представляете угрозу для себя и окружающих.

–Никогда бы не подумала, что владельцы такой инновационной технологии, как Искусственный сон, падут так низко, что прибегнут к шантажу. А знаете, что? Отлично, назначайте встречу, я с удовольствием расскажу свою историю. Как раз и проверим, все ли на этой планете также прагматичны, как и Вы.

Никогда не забуду этот взгляд лисьих глаз рафинированного франта Келли, момент, когда его вниманием, наконец, завладели в полном объеме. Острые черты лица тут же заиграли стальным отливом – видимо, не часто его оружие применяют против него самого. Келли отодвинул от себя ПК и сложил узловатые пальцы в замок. Прекрасный защитный приём. Ах, мистер Келли, тебе ли это не знать… Вот он – нужный момент.

–Предлагаю сделку.

…

«Но, заснув однажды, никогда не просыпайтесь». Да, я могу сказать это с чистой совестью, потому что и сама желаю для себя той же участи. Есть всего одно условие… Я произношу эту фразу чётко, громче обычного, расправив лёгкие для звонкости голоса, усиленного аппаратурой, и тут же зажмуриваюсь на мгновение, ожидая чего угодно: мощных лап секьюрити, случайной пули в висок, чьих угодно воплей. Вижу сквозь закрытые веки округлённые глаза, опавшую пелену рекламной эйфории после всех пламенных выступлений Келли. Я вижу шок, единицы тревожно перешёптывающихся зрителей среди океана изумления и осознания. Я проваливаюсь в эти образы, мне хочется остаться в них и торжествовать, как торжествует умирающий диверсант от звуков разрывающейся бомбы. Моё плечо сжимает чья-то рука. Я чувствую угрозу в этом прикосновении. Рука сжимается сильнее. Не хочется думать о боли. Мне нужно открыть глаза.

Осторожно размыкаю веки, настраиваю резкость, вглядываюсь в лица, стараясь подавить дрожь в коленях. Смотрю и… Не вижу ничего. Ничего из тех образов, что рождались под опущенными веками. Всё тот же восторг, заинтересованность, надежда. У кого-то – алчный блеск в глазах, а у кого-то – влажные градиентные переливы страдания и надежды. Невидимый надзиратель медленно ослабляет хватку. Почему-то я была уверена, что это был Келли. Он-то прекрасно понял посыл сказанных мною слов, в отличие от толпы. Остаётся только удовлетвориться осознанием того факта, что мне-таки удалось пощекотать нервы руководству лаборатории сна.

Я поднимаюсь с места. Толпа взрывается аплодисментами. Море людей качается, плещется, клокочет, растворяя в себе каждое слово, упавшее в его глубины. Они – единый организм. Одна эмоция на всех, и какое право я имею вносить разлад в эту целостность? Меня разбил паралич. Я смотрю на них и тону в этом море, в глазах, способных видеть лишь подсвеченную сторону луны, а они смотрят на меня и рукоплещут. Я знаю, что они видят не меня. Они видят образ счастья, созданный их собственным воображением. Механизм действия рекламы не поменялся спустя столетия. В последний раз я попыталась прорваться сквозь завесу мрака, но потерпела неудачу. Знала ли я об этом заранее? Пожалуй. Надеялась ли на другую реакцию? Да, к чему кривить душой. Я должна была попытаться, хотя бы ради Йона.