Глаза Гаки открылись и смотрели на нас, из уголка рта вытекала струйка крови. Легкие дракона и девочки были общими. Они умирали оба.
– Гака, – Микола отер с её глаз слизь, чтобы она могла лучше видеть. – Мы можем тебе как-то помочь?
– Глаз, – отрешенным голосом отвечает девочка. – Забери глаз.
– Какой глаз?
Но Гака больше не ответила нам. Её веки сомкнулись навсегда.
– Господи, она что, умерла? – мне было жаль девочку.
– Да, – говорит Микола, кусая себе губу до крови. – И убил ее я.
– Ты не знал.
– Знал.
27 серия. Глаз
Стояли мы над мертвой Гакой в теле водоплавающего дракона и тоску во влажной тишине множили.
– Идти надо, – погодя говорю. – Сыро тут и крови полно. Скоро кто-то еще приплывет.
– Глаз, – напоминает Микола, по-прежнему на Гаку глядя. – Надо забрать глаз.
Я то на Миколу смотрю, то на Гаку с сомкнутыми веками и чую не доброе.
– И где ты его собрался брать? – спрашиваю.
– Он где-то тут, – хмуро говорит Микола.
И тут вдруг из воды пузырек поднялся и прямо рядом со мной лопнул. За ним второй пузырек выскочил и еще несколько.
– Глаз! – повторяет Микола уже воодушевлено и говорит мне. – Надо перевернуть тело.
Взялись мы за мертвую рептилию и перевернули со спины на брюхо. И видим, что затылок дракона не просто затылок, а место, где скрывался огромный глаз размером с фару от мотоцикла Урал. Глаз был жив, несмотря на то, что тело хозяина уже покоилось с миром. Зеленоватый зрачок с интересом разглядывал нас, а веко периодически моргало. Тут я сматерился, понимая, что глаз мы вместе с телом взять не сможем.
– Ладно, – безрадостно говорит Микола. – Ты голову держи, а я …я вытащу его.
Желудок у меня внутри скрутило так, что вот-вот вывернет. Встал поудобней и двумя руками голову звериную обхватил крепко. Микола сжал рукоять топорика под основанием обуха, а после просунул острый клинок под глазное яблоко в глазницу, словно опытный хирург, много лет оперирующий монстров. Зрачок в испуге сразу завращался вверх-вниз. Паренек хладнокровно глубже лезвие толкает, глаз кровью заливает, ужас какое зрелище. Я голову в сторону отвернул и терпел целых две секунды, пока меня не вырвало вчерашним перекусом.
Паренек, заливаемый кровью, продолжал свое мерзкое дело. Он протолкнул лезвие еще дальше вдоль глазного яблока. А когда расширил щель, то засунул в нее свою пятерню и стал погружать её в глазницу все глубже и глубже. Я видел, как его рука ушла внутрь почти полностью. Тут лицо Миколы исказила гримаса человека, который никак не может схватиться за пучок нервных волокон. Но вот ему это удалось, и он потащил руку обратно. Он рванул на себя, словно вырывал репу за корень, и с победоносным возгласом вырвал глаз с хвостиком нервов наружу. Так он и держал его за длинный скользкий конец, а зеленый глаз извивался на весу, будто только что выловленный лосось.
– Дьявол! – выдыхаю я с гримасой отвращения. – Вот это мерзость!
Теперь вероятно я никогда не буду спать, как нормальные люди. Если вообще смогу спать.
– Вот теперь уходим, – говорит Микола, закидывая глаз за спину, будто шар для боулинга.
Я выбрался из люка первым, затем взял протянутый мне глаз за нервное волокно и поднял его наружу. Он продолжал дергаться и зыркать. Тут и Микола поднялся, мокрый, в крови весь.
– Давай его в рюкзак, – говорю.
Микола поворачивается с рюкзаком, я открываю его и туда глаз опускаю. Но хвост все равно наружу торчит. А глаз внутри на днище шевелится.
В доме Мигулы оставалась только одна неоткрытая дверь. Она располагалась в дальнем конце коридора и, судя по всему, вела в лес на берегу. К ней мы и пошли.
Ничего примечательного в двери не было. Дверь, как дверь. Я и не знаю, на кой мы вообще сюда пошли. Видимо, какое-то чутье все-таки. Топоры конечно из рук уже не отпускали. Мало ли что. Встали у самого порога, а открывать страшновато. Ну, я потом все равно руку протягиваю к ручке дверной, а Микола меня останавливает.
– Точно решил? – спрашивает.
– А есть другие варианты?
– Нет, – говорит. – Наверное, нет, – и топорик воинственно поднимает.
Я на ручку нажимаю и толкаю от себя. Дверь скрипнула и перед нами….тьма кромешная. Только белый шнурок перед самым носом свисает. Мы замешкались, но отступать некуда и тянется моя рука во тьму к этому шнурку. Схватился, дернул и сразу лампочка включилась, свет вокруг порождая. Мы тут и ахнули. Дом то у Мигулы оказывается гораздо больше, чем с пруда кажется.
Лампочка свисала с невероятно высокого потолка. До него метров десять, не меньше. До противоположной стены метров тридцать. Там в десять или двенадцать рядов располагались квадратные деревянные дверцы на металлических петлях-шарнирах. Все одинакового размера, по диагонали где-то в полметра. В каждом горизонтальном ряду не меньше пятнадцати таких ячеек. Все это напоминало морг, где трупы прячут в высоком шкафу с множеством выдвижных ящиков. Одна из дверей (в шестом ряду от полу и в третьем от левой стены) была открыта и слегка покачивалась, поскольку из ячейки тянуло сквозняком.