— Так-то оно так, но вы же знали, что применять оружие на посту не имеете право?
— Знал.
— Ну так что же применили? — глаза распорядителя заблестели, как у собаки, загоняющей дичь.
— А я и не применял оружие. Вы сами список оружия посмотрите, там всё и есть. Всё есть, да электроразрядника нету. И применил я его не по собственному усмотрению, а для самообороны, как мы уже выяснили. Уж больно этот лютоволк меня скушать хотел. Будь моя воля, и не применял бы, так и знайте!
— Да, и жизнь мне спас еще, — встрял в разговор Сидор.
— Ты сиди там давай, — грозно гаркнул распорядитель.
Остальные просто стояли тут, видимо, для антуража и нагнетания обстановки. Тем не менее заметно было, как эта самая обстановка разрядилась, и насколько проще стало дышать. Давклий продолжил:
— Так-то оно так, но вы уж предупреждайте главу отряда, когда нечто подобное с собой берёте. У вас, кстати, есть еще нечто подобное?
— Нет, этот единственный.
— Хорошо, хорошо. Мы вам верим. Тогда можете быть свободны. Сегодня отдохнуть можете от дежурства. Захотите в охранку — завтра подходите, мы вас снова запишем.
— Хорошо, а с Игорем что? Нашли его?
— С кем, с кем?
— Ну с Игорем. Третий член нашего отряда, что за мной шел.
— А, этот Игорь. Нет его. Утащили.
— Как так? Вы его не искали?
— Смеетесь над нами? Куда его сыщешь против стаи лютоволков голодных? Да и по инструкции не положено.
— Так какая инструкция, если человека жизнь на кону? — удивился Иван.
— Инструкция всему голова. Если в инструкции не сказано, то не наше дело думать. Наше дело исполнять, как, собственно, и ваше. Вопросов нет больше у нас. Может, у вас к нам?
— Да, собственно, никаких вопросов. Я электроразрядник свой возьму?
— А вот это ору… этот предмет у нас останется.
— Почему? Он же ж мной собран, соответственно, мой. Да и бесполезен он без заряда.
— А это уже мы будем решать, полезен он или бесполезен. Будет у нас находиться, во избежание… Скажем, нежелательных случаев. Свободны.
Иван, немного расстроенный, пошел к выходу, лишь коротко обернувшись на разрядник. Надо было вчера взять его с собой, и вопросов бы не было, но как такое предугадаешь. Сидор улыбнулся во все доступные ему зубы и показал большой палец, видимо, ему казалось, что допрос прошел отлично. Электротехник коротко вздохнул и вышел, закрыв за собой дверь.
***
Сумерки забирали себе всё больше и больше света. Иван продвигался сквозь нестройные ряды палаток и переносных убежищ в самый конец к небольшому островку, который он мог считать своим. Сейчас, после этого делано-доброжелательного допроса, он чувствовал себя скверно. Думал, что это осталось позади, но нет — он слышал на протяжении жизни истории о несправедливых обвинениях, видел, как люди пропадают, но не придавал этому значения.
Казалось, что это может случиться с кем угодно, но только не с ним. У него и его семьи всё будет хорошо, они выберутся и заживут без всего этого. Без автотранспорта с черными окнами и серых зданий посреди города, которые были вовсе без окон. Туда заводили людей, но ни разу он не видел, чтобы кто-то, кроме служивых в форме, выходил оттуда. Теперь просто терпеть. Просто соответствовать всем требованиям, какими бы дурацкими они не были. Осталось чуть-чуть.
Тем не менее эта потасовка с лютоволками нечто пробудила внутри. Чувство тревоги, которое Иван ощущал в районе сердца постоянно, усилилось. Сейчас, по дороге к его семейному гнезду, голова обрабатывала тонны различных мыслей, а сердце бешено колотилось. Чем ближе он подходил к палатке, тем ярче проявлялись эти эмоции. У палатки он и вовсе не мог вздохнуть нормально, будто у него одышка и горная болезнь разыгрались.
Откинув полог палатки, он вошел. Внутри царили тишина и безмятежность. Внутри был покой. Там никого не было. «Нормально, — подумал Иван, — видимо, жена с детьми вышла на прогулку и сейчас вернется». Он сел на стул. Тошнило, есть вовсе не хотелось. В попытке занять себя он пошел кипятить чай.
Иван прошел из одного угла палатки в другой, взял канистру с принесенной им заранее родниковой водой. Наполнил чайник и отнес ее в тот же угол, в котором она стояла до этого. Потом пошел в другое место, где должна была лежать походная плита, которую он также привез с собой. Плиты не оказалось, и он стал метаться в поисках ее, не в силах найти. Через пять минут, хватая ртом воздух, он сел за стол и обнаружил ее стоящую там, прямо на самом видном месте.
Иван засмеялся. В его голове разноцветные линии летали по палатке, он протер глаза, и за это время смех перерос в истерический хохот. Из глаз полились слезы, которые он не в силах был сдержать:
— Да что это такое? — вслух сказал он, отирая слезы и сопли, которые предательски полезли из носа. Он ничего с этим не мог сделать.
Истерика продолжалась несколько минут. Время совершенно потеряло какое-либо значение, сориентироваться было невозможно. Когда всё прекратилось, Иван всё же закипятил чайник и налил воды себе в чашку. Чашка была одна и стояла там же на столе, остальные три лежали не распакованными в вещмешке. Но ведь они пили чай вместе после приезда — или же нет?