Перманентный кризис. Рост финансовой аристократии и поражение демократии

каждый отдельный человек <…>, разумеется, обычно не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей. <…> Он преследует лишь свою собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает от того, что эта цель не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это^[57].

Иначе говоря, стремление к удовлетворению своих желаний способствует удовлетворению интересов всего общества. Ставшее знаменитым выражение «невидимая рука» иллюстрирует эту идею.

Говоря в целом, с конца наполеоновских войн и до Первой мировой проведение политики, вдохновленной либерализмом, создало условия для невиданного прогресса в области не только экономической, но и научной и социальной, и плодами этого развития смогло воспользоваться большинство населения.

Финансовая аристократия рядится в либеральные одежды

Весьма поучительно сравнить идеи, высказанные в приведенных отрывках, с нынешней ситуацией. Начнем с фон Мизеса.

«Либерализм, – пишет он, – всегда имел в виду благо всех, а не какой-либо особой группы». Распределение доходов позволяет измерить, в какой мере общее благосостояние стало (или не стало) общественным ориентиром. Интересна в этом отношении историческая перспектива. Согласно экономисту Томасу Пикетти, в США один самый имущий процент населения обладал в 1910 году 18% национального дохода. К 1970 году ситуация частично выровнялась, и тот же 1% получал уже не более 8%. А в 2010 году разрыв в доходах опять вырос и вернулся к показателю вековой давности: 18% доходов для 1% населения^[58].

Если взять вместо 1% еще меньшую долю, порядка 0,001%, то разрыв по сравнению с Первой мировой войной станет еще более впечатляющим.

Кроме того, работы Томаса Пикетти основываются на налоговых декларациях, тогда как сегодня существование «налоговых гаваней», сложных финансовых продуктов и непрозрачных финансовых комбинаций облегчает сокрытие гигантских состояний. Во многих странах разрыв в доходах достигает воистину головокружительных, неслыханных размеров.

Случай США достаточно красноречив. Согласно данным Associated Press, в 2006 году самые высокооплачиваемые директора 20 хедж-фондов получили в среднем по 657 млн долл. Этот доход примерно в 15 тыс. раз превосходил среднюю зарплату этого года, тогда как еще в 1970 году разрыв между самыми высокими и средними зарплатами был порядка 30-40 раз. Доходы директоров спекулятивных фондов примерно в 18 раз выше средних доходов 20 самых высокооплачиваемых гендиректоров нефинансовых фирм, входящих в фондовый индекс акций Standard & Poor’s 500, что ясно отвечает на вопрос, в чьих руках по-настоящему сосредоточена власть.

Во Франции, для сравнения, зарплата президента достигает десятикратной официальной минимальной зарплаты^[59]. В 2006 году Тьерри Демаре, председатель административного совета Total, получил примерно 3 млн евро, то есть в 2142 раза больше официального минимума.

В 2006 году гендиректор хедж-фонда Renaissance Technologies получил 1,5 млрд долл., то есть в 20 раз больше, чем самый высокооплачиваемый директор из всех нефинансовых компаний по индексу S&P 500 (в данном случае, директор Yahoo, который заработал 72 млн долл.). Через год, в 2007 году, кратность между этими доходами достигла уже 44 раз. Джон Полсон, директор одноименного хедж-фонда, заработал в этом году 3,7 млрд долл. (тогда как директор Oracle, в свою очередь, 85 млн долл.), что достигает 80 тыс. средних зарплат по стране.