Пермский рассказ

Помывшись в бане, друзья пошли в столовую. Хотели выпить, но водки ни в одном магазине не оказалось.

Война. Она громыхала где-то далеко-далеко, но ее дыхание уже чувствовалось повсюду. Суровыми стали лица людей, исчезли улыбки, смолкла веселая музыка. Из репродукторов гремели марши.

О свидании со Светланой Криница промолчал.

— Ты куда? — спросил Мишка, когда Серега в половине седьмого собрался уходить из общежития.

— Я скоро вернусь, — проговорил он.

— Жди…

Несмотря на прекрасный летний вечер, в парке почти не было людей. Старичок-аттракционщик одиноко сидел около своего хитрого механизма. Уродливая фашистская голова бессмысленно смотрела вдаль аллеи своими круглыми мертвыми глазами. Старичок узнал Серегу.

— Может быть, для почина стукнете? — спросил он скрипучим голосом.

Размахнувшись, Серега опустил кулак на лысину фашиста. Громко прозвучал в пустой аллее хлопок разбитого пистона, денег за удар старичок не взял: почин — дороже денег.

Ровно в семь на аллее показалась Светлана. Она была в том же платьице, только на ногах вместо босоножек белели туфли на высоком каблуке. Серега обрадованно пошел к ней навстречу.

— Я думала, вы не придете, — пропела она.

— Давайте посидим, — предложил Сережа и сразу же заговорил о войне. Он ругал фашистов, доказывал, что наши войска разобьют их в два счета.

Светлана молча слушала его, чуть покачивая головой.

— А вас возьмут на фронт? — спросила она и пристально посмотрела на Сергея. Глаза у девушки сегодня были темные, не плавали в них вчерашние голубинки.

— Наверное, возьмут, — нерешительно ответил Серега.

Светлана вздохнула. Потом они долго бродили по пустым аллеям парка, но сказать девушке правду Криница так и не решился. Около калитки, захлопнувшейся вчера перед самым носом Сергея, Светлана нерешительно попросила:

— Подарите мне на память вашу карточку.

— У меня нет с собой, — увильнул Криница, — но если хотите…

— Очень хочу, — ответила девушка и, не дослушав его, вынула из сумочки карточку Переверзева.

Серега повертел ее в руках, всматриваясь в темноте в знакомые черты артиста.

— Подпишите, — попросила Светлана.

Что же написать тебе, милая девушка? Снова обмануть тебя?

Серега нерешительно вынул из кармана ручку, стряхнул чернила.

Светлана ждала. Криница хорошо видел, как блестят в темноте ее глаза, как мнут пальцы плетеную ручку сумочки.

— Хорошо, — сказал он и, приложив карточку к калитке, написал прямо на лицевой стороне: «На добрую память Светлане от донецкого шахтера Сергея Криницы».

Немного подумав, добавил: «Смотри и помни».

Аэлита

Пятый месяц отступает взвод лейтенанта Барсукова. Пятый месяц бушующий океан войны крутит эту песчинку в водоворотах сражений, швыряет из огня в полымя. От пограничной речушки до широких донецких степей докатилась она и залегла на склоне глубокой балки. Надолго ли? Позади остались пылающие города и села, Днепр, розовый от крови, холмики братских могил. Из тех, кто отражал первый удар врага, во взводе почти не осталось никого. Несколько раз взвод пополнялся. Обычно это происходило ночью.

— Принимай пополнение! — кричал командир батальона и показывал Барсукову на новеньких бойцов, только что прибывших из тыла. Они робко жались друг к другу, шинели неуклюже топорщились на их спинах. Прислушиваясь к гулу артиллерии, втягивали головы в плечи, ждали, что им прикажет лейтенант. Среди бойцов были люди разного возраста: и совсем юнцы, и люди, много повидавшие на своем веку.

Барсуков всматривался в их лица и почти безошибочно угадывал биографию и характер каждого.

Стоит в строю пожилой боец. Глубокие морщины избороздили его обветренное лицо. Этот успел и поработать и покачать детишек на коленях. Этого не нужно учить стрелять. На войну он пришел как на работу, а на лейтенанта смотрит как на колхозного бригадира.

Пятый месяц отступает взвод Барсукова. Пятый месяц бесчинствует на земле война. Бронированные полчища врага рвутся к Москве и Ленинграду.

А что с женой? Где она? Барсуков твердо знал, что из пограничного городка, где жили они с Леночкой, никому из гражданского населения вырваться не удалось.

…Несколько дней на фронте стоит сравнительное затишье. Изредка только грохнет где-нибудь снаряд да прострекочет пулеметная очередь или повиснет над передним краем немецкая ранета. Затишье пугало. Значит, немцы готовят новый удар, накапливают силы для решительного броска на Донбасс.

Хорошо была видна с наблюдательного пункта и линия обороны противника. Она проходила вдоль дороги, терялась среди домов небольшого поселка. Барсуков приложился к стереотрубе.

Перед глазами запрыгали добротные накаты вражеских укреплений, присыпанные свежей глиной, черные глазницы амбразур. Одна за другой они брызнули огнем, и пули засвистели рядом. Ординарец Барсукова Вася Перепелкин инстинктивно прижался к стене, по-детски заморгал светлыми глазами.

— А ну-ка, звякни артиллеристам, — приказал ему Барсуков, удобнее устраиваясь у стереотрубы.

— «Аэлита»! «Аэлита»! Я — «Земля»! Я — «Земля»! — закричал парнишка в телефонную трубку.