Пермский рассказ

Когда на горизонте показались серые пирамидки терриконов, сердце Криницы болезненно сжалось. Не думал он, что враг прорвется так далеко. В стороне горел захваченный фашистами родной город. Дымные крылья пожаров трепетали над ним. Серега до боли в пальцах сжимал автомат, затуманенными глазами смотрел на это печальное зрелище. Там, в огне и пламени, остались его юность, его первая любовь, его земная Аэлита — Светлана.

— До каких пор отступать будем? — кричал он и страшно ругался.

— Не психуй! — оборвал его Барсуков. — Злее станешь.

И Серега стал злее. Кроме ненависти к врагу, в его душе ничего не осталось. Этот пожар выжег все другие чувства. Серега с остервенением копал землю, выкладывал камнем амбразуру, будто строил блиндаж не на одно сражение, а на века. Криница будет стоять здесь насмерть, не отступит, если немцы бросят на него одного даже целый батальон.

— Передохнем малость? — предложил ему работающий рядом Перепелкин. — Перекурим?

Развязав кисет, он сыпнул в ладонь Сергею щепотку крупитчатой махорки. Криница бережно ссыпав ее на клочок газетной бумаги, начал крутить цигарку.

— Возьми-ка, парень, другую, — предложил Сереге Семен Ткачук. — Махорка в чистой бумаге лучше горит. От краски она вкус теряет.

— Мне все равно.

— Нет, не все равно. А ты старших слушай. Давай-ка сюда твою бумажку. На портретной курить вредно.

Снова зазвенели лопаты.

Потом Перепелкин с лейтенантом ходили к артиллеристам. Барсуков о чем-то говорил в блиндаже с комендантом батареи, а Василий от нечего делать бродил по огневой позиции. На снаряде сидела девушка в длиннополой солдатской шинели и что-то читала. Из-под аккуратной пилотки на чистый лоб девушки выбивалась светлая прядка волос. Она была так увлечена чтением, что не заметила, как подошел к ней молодой незнакомый солдат.

Василий кашлянул. Девушка оторвала взгляд от книги и смущенно улыбнулась.

— Читаете? — растерянно спросил Василий.

Девушка кивнула головой и закрыла книгу. Это была «Аэлита» Алексея Толстого.

Перепелкин страшно обрадовался встрече с любимой книгой. Ему даже показалось, что и девушку в солдатской шинели он знает давным-давно, хотя она ни капельки не похожа на Аэлиту. Маленькая, розовощекая с большой родинкой над густой бровью, она была больше похожа на его сестру Веру. Может быть, поэтому разговаривать с ней сразу стало легко и просто. За несколько минут Василий узнал, что ее зовут Раисой, что она телефонистка батареи, что в Киеве у нее остались папа с мамой и маленький братишка Витька. За это же время она узнала и коротенькую биографию Васи Перепелкина.

Пролетел немецкий самолет-разведчик, но они, увлекшись разговором, даже не обратили на него внимания. Им было хорошо вдвоем. Хорошо, как только бывает в юности.

— Перепелкин, пошли! — крикнул, выходя из блиндажа, Барсуков.

Если бы только он знал, как не хотелось уходить с батареи его ординарцу! Если бы видел, как хорошо Васе Перепелкину сидеть рядом с девушкой, то, может быть, задержался бы он в блиндаже командира батареи, поговорил бы с ним еще о чем-нибудь! Но лейтенант не знал этого.

— Перепелкин! — еще раз сердито крикнул он.

Василий нехотя поднялся со снаряда и, сам не зная почему, назвал девушку марсианским именем.

— До свидания, Аэлита, — выдохнул он и побежал на зов лейтенанта.

Вернувшись в блиндаж, он обо всем рассказал Сергею Кринице.

— Поздравляю! — только и сказал тот. — Люди, познавшие любовь, не умирают.

На другой день позывные артиллерийской батареи сменились.

— Я — «Аэлита»! Я — «Аэлита», — звенел в телефонной трубке девичий голос.

— «Аэлита», я слышу тебя. «Земля» слышит тебя! — отвечал молодой ординарец и счастливо улыбался.

Он верил, что люди, познавшие любовь, не умирают.

Последние координаты

Немецкая артиллерия остервенело обрабатывала передний край нашей обороны. Засыпанные землей, оглохшие, ждали бойцы, когда кончится артиллерийская подготовка и противник ринется в атаку. Ждать пришлось недолго.

— Идут, — шепнул побелевшими губами Перепелкин и кивнул головой на равнину.

Десятка два танков, легко подпрыгивая на гусеницах, ныряя то вверх, то вниз, мчались на полной скорости к противоположному рву. Следом за ними, пригибаясь, бежала вражеская пехота. Строчили автоматы.

Ударила наша артиллерия, и степь покрылась черными фонтанами взрывов. Они вырастали перед танками, бугрились в рядах наступающих. Немцы падали и снова бежали за машинами, стараясь не отстать от них.

«Надо отсечь танки от пехоты», — мгновенно решил Барсуков и приказал открыть огонь. Затрещали пулеметы и автоматы. Серега Криница приник к пулемету и длинными очередями косил между танков по фигурам в мышиных шинелях. Он видел, как немцы залегли, начали пятиться назад. Приклад ручного пулемета больно бил в плечо, ходуном ходил в руках. «Как отбойный молоток», — невольно подумал Серега.