Глеб послал Викентьеву эсэмэску, попросил его проследить за Додиком и его сладким знакомым или хотя бы за одним из них, на его, Викентьева, выбор, объяснив, что сам займется разработкой вновь объявившегося фигуранта. Тем временем любезный Дональд сел с милым спутником в свой «БМВ» и отбыл со стоянки, а за ним последовала и машина Викентьева. Бывший Додиков корефан Бубняй, в одночасье ставший его злейшим врагом, разразился вслед Додикову «БМВ» новым потоком ругани и угроз.
— Педрила ты, типа, позорный! Над всеми понятиями ты как бы надругался! Меня, честного вора, который чисто в авторитете, об себя замарал! Смою этот позор по понятиям!
«Вот что бывает, когда человек понятия не имеет о толерантности, да и само слово “понятия” понимает превратно», — подумал Глеб.
Но тут перед мысленным взором Глеба опять материализовался Алессио, возлежащий на белом облаке. Указывая на Бубняя, который уже покинул свое укрытие и пешочком шкандыбал к ближайшей автобусной остановке, полубожественный небожитель торжественно изрек:
— Его передвижение — через гордость и предубеждение — к толерантности!
Глеб пошел следом за продолжавшим высказывать вслух свое недовольство Бубняем, прислушивался к его бубнению, но кроме новых ругательств в адрес Дональда Табунова, ничего нового не услышал. Поэтому мысли капитана полиции невольно обратились к олимпийскому новоселу.
«Конечно, — думал Панов, — дуриком въехав на Олимп, Алексис завел знакомство с богами, но сам оставался в лучшем случае полубогом, таких в древнегреческой мифологии называли титанами. Алессио, безусловно, титан! Титан мысли! Но и титаны способны ошибаться. Пусть не во всех своих предположениях, но хотя бы в половине, это точно! Вот, например, он утверждает, что Бубняю мешают приобщиться к толерантности его гордость и предубеждение. Насчет предубеждения ничего не могу возразить, предубеждений Бубняю хватает! А вот гордиться-то ему как раз и нечем! Не едет он в «мерседесе», или «БМВ», как подобает конкретным и авторитетным пацанам, а топает пехом и станет давиться в общественном транспорте, словно какой-нибудь лох-фраер! Так что дал ты тут маху, Алексис-Алессио, титан либерал-толерантной мысли!
И тут с небес полилась барабанная дробь. Глеб поднял глаза к небеси и увидел, что Алексис уже не возлежал на облаке, а маршировал по нему, как по плацу, по-пионерски, с барабаном у пояса, только что в горн не трубил, зато пел и стучал в барабан, в такт своим сапогам ритмы марша чеканил:
Мораторий — раз, мораторий — два,
толерантность — защитница вам!
Вы придете, мадам, в либеральный стан,
Потому что карманник ты сам!