Она погуляла по берегу за волноломом. Ей нравилось одиночество — полное одиночество, разделенное с садом, озером и утром.
«Я как Тереса», — сказала она себе.
Вдруг она увидела перед собой длинную, темную, мягкую веревку, лежащую на бледном валуне. Но в душе ее тут же шевельнулась легкая тревога. Это была змея с тусклым узором на мягкой темной спине, лежавшая на большом камне, свесив голову к земле.
Змея, видимо, тоже почувствовала ее, потому что внезапно скользнула с невероятной гибкой быстротой вниз по валуну, и Кэт увидела, как она уползает в нору под стеной волнолома.
Нора была не очень большой. И, заползая в нее, змея быстро оглянулась и выставила свою маленькую, темную, злобную заостренную головку и дрожащий темный язык. Потом она поползла дальше, медленно втягивая в нору темное длинное туловище.
Она заползла внутрь, но Кэт был виден ее свернутый кольцом хвост и лежавшую на нем плоскую головку — словно дьявол, который оперся подбородком на руки и смотрит в амбразуру. Так злобные искры глаз смотрели на нее из норы. Следили, сами оставаясь невидимыми.
И она задумалась о змее, лежавшей в своем укрытии. О всех невидимых тварях, прячущихся в земле. Она спрашивала себя, не мучается ли змея тем, что не способна подняться выше по лестнице творения: не способна бегать на четырех лапах вместо того, чтобы ползать на брюхе?
Возможно, не мучается! Возможно, ей дан свой покой. И почувствовала некую близость между ними.
Глава XXVII
Я!
Она и Тереса навещали друг друга, живя каждая на своем берегу. Между ними установились близкие и нежные отношения, особенно теперь, когда Кэт собиралась на какое-то время уехать.
Озеро было по-осеннему прозрачно и объято покоем. Еще сохранялась влажность, на диких холмах клубилась зелень кустарника. Солнце заливало золотом горы, тени были густые и бархатистые. Зелень почти целиком скрывала скалы и розоватую землю. Яркая зелень сахарного тростника, красные пашни, темные деревья и разбросанные там и тут белые крапинки деревенских домиков. И выше пустошей — зеленые брызги кустарника и торчащие над ним голые серые скалы.
Небо было высоким и чистым. По утрам слышались бой барабанов и разносящийся в хрустальном воздухе голос, возвещавший дневные часы. И всегда день будто замирал, и, после паузы, его великая мистерия продолжала разворачиваться дальше. Вселенная будто распахивалась, бескрайняя и наполненная нежной и хрупкой жизнью.
Было что-то удивительно умиротворяющее даже в полноводном, бледном, голубино-коричневом озере. К берегу направлялась лодка с вогнутым, как жемчужно-белая створка раковины, парусом и острым черным носом, скользящим по воде. Словно лодка Диониса, несущая весть и живую виноградную лозу.
Кэт уже с трудом припоминала сухую жесткую бледность жары, когда вся земля, казалось, отвратительно потрескивала, пыша сухой злобой: как воспоминание, поблекшее и безжизненное, адское.
Приплыли Рамон и Тереса и причалили в бухточке. Было утро, и тени на горах — синие, почти как васильки.
— Все-таки собираетесь уезжать? — спросил Рамон.
— Не надолго. Вы ведь не думаете, что я жена Лота?
— Нет! — рассмеялся Рамон. — Думаю, вы жена Сиприано.
— И вы правы. Но я хочу не надолго вернуться на родину.
— Ах, да! Лучше уехать, а потом вернуться. Скажите там, в своей Ирландии, чтобы они сделали то же самое, что мы тут.
— Но как они это сделают?
— Пусть вновь обретут себя, и свою вселенную, и своих богов. Возродят свои тайные обряды. Ирландцы всегда так много говорили о героях своей древности и славных деяниях своих героических богов. Так скажите им, чтобы возродили их, как мы постарались возродить Кецалькоатля и Уицилопочтли.
— Скажу, — кивнула она. — Если будет кому слушать.
— Да, скажите!
Он взглянул на приближавшийся парус.
— Но все-таки почему вы уезжаете? — помолчав, спросил он.
— Вам же все равно, почему, не так ли? — сказала Кэт.
Повисла звенящая тишина.
— Нет, не все равно, — наконец произнес он.
— Но почему?
Опять он ответил не сразу.
— Вы одна из нас, вы нужны нам.
— Даже если я ничего не делаю? И даже если мне начал надоедать живой Кецалькоатль… и все, что с ним связано, и хочется видеть просто Рамона?
Он неожиданно рассмеялся.
— Что такое просто Рамон? — сказал он. — Внутри просто Рамона скрывается живой Кецалькоатль. Но вы все равно оказываете нам большую помощь.
— Вы добились такого грандиозного успеха, что никто не подумает, что вам нужна помощь, особенно помощь обычной женщины, которая в конце концов всего лишь жена вашего друга.
Они сидели на скамейке под усыпанной красными цветами пуансеттией, чьи огромные алые прицветники качались, как остроконечные султаны.
— Жена моего друга! — сказал он с ударением. — Что может быть лучше для вас?
— Ну разумеется, — согласилась она более чем двусмысленно.
Он сидел, положив руки на колени, и отрешенно смотрел на озеро. На лице его были усталость и то выражение беззащитности, от которого у Кэт всегда щемило сердце. Она снова поняла, как одинок он в своих усилиях направить жизнь по новому пути и какого неимоверного напряжения это ему стоит. Но отступить он не может.