Пернатый змей

Но белый человек не принес Мексике спасения. Напротив, он сам в конце концов оказался замурован в могиле вместе со своим богом и с племенем, которое завоевал.

Такое вот status quo.

Кэт лежала в ночной тьме, поглощенная этими мыслями. И в то же время напряженно вслушивалась в тишину, сжимаясь от ужаса и не в силах успокоить колотящееся сердце. Оно словно сорвалось с места и причиняло не мнимую боль. Впервые в жизни она испытывала настоящий физический страх, смертельный страх. От которого кровь буквально застыла в жилах.

В Англии, в Ирландии, во время войны и революции она узнала духовный страх. Жуткий страх перед сбродом, а в войну народы почти все превращались в сброд. Страх перед чернью, которая, подобно своре дворняг, норовила уничтожить свободный дух в отдельных мужчинах и женщинах. Это было хладнокровное, коллективное стремление миллионов сломить дух выдающихся личностей. Они жаждали сломить его, чтобы можно было беспрепятственно скатиться назад, к старому воровскому миру, к былому поклонению злату и утолению жажды убийства. Сброд.

В те дни Кэт узнала ледяной страх, внушаемый обществом, словно демократия была громадной свирепой сороконожкой, которая, если сопротивляться ей, вонзала в тебя все свои когти. И вокруг каждого когтя возникала на теле гангренозная рана.

То были самые ужасные муки страха, которые ей довелось испытать.

Сейчас она узнала, как от смертельного страха может по-настоящему болеть сердце. Оно словно рвалось из груди, причиняя тягучую боль.

Она задремала, но внезапно проснулась от тихого шороха. Она села в постели. Дверь на веранду была с открывающимися створками сверху. Сама дверь была заперта, но створки распахнуты, чтобы в комнату проникал свежий воздух, и верхняя часть двери, напоминавшая окно, была открыта. И на фоне темно-серого ночного неба она увидела что-то похожее на черную кошку, припавшую к верху филенки.

— Кто там? — непроизвольно вырвалось у нее.

Черный силуэт мгновенно исчез, и она поняла, что это была рука, пытавшаяся изнутри отодвинуть дверной засов. Секунду она сидела как парализованная, готовая завопить. Все было тихо. Она наклонилась и зажгла свечу.

Ее охватила небывалая паника. Она парализовала ее, стиснула сердце. Она лежала, не в силах пошевелиться, раздавленная кошмаром ночи. Тускло светила свеча. В отдалении проворчал гром. Ужасная, ужасная ночь. И Мексика ужасна, так, что и не передать.

Она никак не могла расслабиться, не могла успокоить сердце. «Я, — говорила она себе, — поддалась страху и потеряла самообладание». Это было отвратительно — чувствовать себя бессильной, не способной сопротивляться страху.

«Что мне делать? — думала она, стараясь собраться с духом. — Как помочь себе?» Она знала, что надеяться может только на себя.

Долгое время она была не в состоянии ничего делать. Потом неожиданная мысль несколько успокоила ее: «Все это оттого, что я верю в зло. Не следует в него верить. Паника и убийство никогда не случаются, пока лидеры не теряют контроля. По-настоящему я не верю в зло. Не верю, что старик Пан сможет заставить нас вернуться вспять, к древним, нечистым формам сознания. Но верю, что существует высшая сила, которая, пока мы храним веру в нее, придаст нам духу и не оставит нас. Даже тот человек, хотевший вломиться ко мне, не думаю, что на деле он представлял собой силы зла. Просто он хотел совершить подлый и дурной поступок, но что-то в нем заставило его подчиниться высшей вере и высшей силе».

Так она успокаивала себя, пока не набралась мужества, чтобы встать и запереть верхние створки двери. После чего обошла комнату за комнатой, чтобы убедиться, что везде все закрыто. И обрадовалась, поняв, что скорпионов на полу боится так же, как неведомого зла.

Теперь она была уверена, что все пять дверей и шесть окон в ее смежных комнатах крепко заперты. Ее окружала глухая тьма, освещаемая единственной свечой. Чтобы попасть в другую часть дома — столовую и кухню, нужно было выйти на веранду.

Она почувствовала себя спокойней наедине с тускло мерцавшей свечой. И сердце, в котором еще дергалась боль страха, вспоминало: «Джоаким говорил, что зло — это отголосок древнего образа жизни, который мы победили, но который воскресает в нас. И тогда возвращаются жажда крови и темные страсти. Но барабаны субботней ночи играли древние ритмы, и танец вокруг барабана — это древняя варварская форма выражения чувств. Сознательное возвращение к варварству. Так что, возможно, это было зло».

Но тут же она вспомнила чувство, пережитое на площади.

«Нет! это не беспомощный, панический возврат к прошлому. Это осознанный, продуманный выбор. Мы должны обратиться к прошлому, чтобы связать порванные нити.

Должны воскресить древний, уничтоженный импульс, который восстановит нашу связь с тайной космоса, сейчас мы дошли до предела своих возможностей. Мы должны это сделать. Дон Рамон прав. Он, должно быть, великий человек. Я думала, что больше не осталось по-настоящему великих людей: есть только великие финансисты, великие художники и тому подобное, но людей великих нет. Он, наверно, великий человек».