Пернатый змей

Кухонь было две: кухня Кэт, помещавшаяся рядом со столовой, и другая у слуг в узеньком сарайчике под банановыми пальмами. Кэт со своей веранды посмотрела на сарайчик Хуаны с черной дырой незастекленного окошка.

Шлеп-шлеп-шлеп-шлеп! Как, подумала Кэт, я-то думала, что Конча в школе!

Нет! — в темноте окошка виднелись смуглое лицо и взъерошенные волосы Кончи, выглядывавшей, как зверушка из норки, готовя тортильи. Тортильи — это плоские лепешки из кукурузного теста, которые пекутся без масла на плоском глиняном листе, под которым разводится огонь. Перед этим кусок теста перебрасывают с ладони на ладонь, пока тортилья не станет достаточно тонкой, круглой и, так сказать, воздушной.

Шлеп-шлеп-шлеп-шлеп-шлеп! Безостановочное шлепанье лепешки, перелетающей с ладони на ладонь, словно тик-так часовой шестеренки, — Конча готовила тортильи в утренней жаре, поглядывая из своей норки-окна. А где-то после полудня из окошка начинал валить дым; Конча бросала сырые тортильи на большой глиняный лист, под которым горел небольшой огонек.

Потом мог прийти, а мог и не прийти, Эсекьель, настоящий мужчина — через плечо переброшено серапе, на голове огромная соломенная шляпа с франтовато загнутыми полями, — чтобы съесть спою полуденную тортилью. Если он работал в поле, далеко или не слишком, то не появлялся до темноты. Когда он приходил, то садился на порог, и женщины несли ему тортильи и воду, словно царю, хотя он и был еще мальчишка.

Слышался его грубоватый ломающийся голос, спокойный и властный.

Властный — вот подходящее слово. Хотя он был скромным, мягким и добросовестным пареньком, голос его звучал по-царски повелительно, когда он обращался к матери или сестрам. Старинная привилегия мужчин. У Кэт даже возникало желание высмеять его.

Приносили ее обед — очередное испытание. Горячий, очень жирный суп. Неизменный обжигающий, жирный, очень наперченный рис. Неизменное мясо под горячим, очень жирным соусом. Вареные calabacitas, то есть баклажаны, салат, иногда какой-нибудь молочный dulce[79] — и большую корзину фруктов. Над головой — слепящее тропическое солнце конца мая.

Разгар дня, жара еще свирепей. Хуана с девочками уходят с грязной посудой. Они идут мыть ее на озеро. Сидя на корточках на камнях у воды, они будут мыть тарелки, ложки и вилки в прозрачной воде озера, а потом разложат все сушиться на солнце. После чего Хуана стирает пару полотенец, а девочки купаются. Время движется неторопливо, неспешно.

В это время обычно появляется Хесус, старший сын Хуаны, чудаковатый, крупный, неряшливый парень, чтобы полить растения. Но он столуется в отеле, там же практически и живет. Хотя он такой же бездомный, как птица zopilote. Но он ухаживает за planta[80] при отеле, а сверх того выполняет еще массу подсобной работы и трудится каждый день без выходных до половины одиннадцатого вечера, получая двадцать два песо, то есть одиннадцать долларов, в месяц. На нем черная рубашка, жесткие густые черные волосы падают на низкий лоб. Просто животное. И хотя на нем для порядка черная фашистская рубашка, ему свойственна нарочито грубая язвительность социалистов, врожденная склонность к обличению всего и вся.

С матерью у него непонятные, мало похожие на близкие отношения, ограничивающиеся спокойными и равнодушными взаимными попреками. Он помогает ей деньгами, когда та оказывается в стесненном положении. Ну и, конечно, их связывает тоненькая ниточка родственной крови. Помимо этого — полное безразличие.

Эсекьель — натура более тонкая. Хрупкий и держащийся настолько прямо, что чуть ли не прогибается назад. Он очень стеснителен, farouche[81]. К тому же горд и чувствует свою ответственность перед семьей. Он не искал работу в отеле. Нет. Он работает в поле и гордится этим. Настоящая мужская работа. Сомнительное положение полуслуги не для него.

Хотя он просто наемный рабочий, только трудящийся на земле, он никогда не ощущает, что работает на хозяина. Он работает на землю. Где-то в душе он чувствует, что это его земля и он в какой-то мере принадлежит ей. Может быть, это остатки родоплеменного чувства общего владения землей и служения ей.

Когда есть работа, он получает песо в день. Часто работы нет или платят только по семьдесят пять сентаво. В засуху он пытается наняться на дорожные работы, хотя не любит этого. Зато там платят по песо в день.

Часто работы нет. Часто по нескольку дней, а то и недель, ему приходится слоняться без дела, совершенно без дела. Только когда социалистическое правительство стало раздавать крестьянам клочки земли, деля крупные гасиенды, Эсекьелю отвели клочок в окрестностях городка. Он ходит туда, убирает камни, складывая их в кучи, готовится построить там хибару. А обрабатывает он землю, насколько это ему удается, мотыгой, единственным своим инструментом. Но у него нет кровной связи с этим квадратным наделом чуждой земли, и ему не удается почувствовать ее своей. От этого он нервничает и неуверен в себе. Это лишает его стимула, настроения.