Мексиканки, чьи черные длинные черные волосы струятся по полным, красноватым спинам, купаются в конце пляжа обычно в сорочках или коротких юбочках. Мужчины не обращают на них абсолютно никакого внимания. Даже не смотрят в их сторону. Женщины купаются, только и всего. Как если б то всего лишь рыба плескалась. Мужчины просто оставили эту часть озера за женщинами. И женщины сидят своим женским мирком, плещутся в мелкой воде, как куропатки, поливают головы и красноватые руки ковшиком из тыквы.
Спокойные, скромные, но отнюдь не забитые, жены и дочери пеонов. Они ходят одни, пряча лицо в темноту платка. Они спешат сюда, развеваются их широкие хлопчатые юбки, щебеча и быстро перебирая ногами, как птицы. Или подолгу сидят в озере, распустив волосы, и плещут на себя водой: опять как птицы. Или идут вдоль берега медленно и упорно, на плече красный кувшин с водой, и одна рука согнута над головой, придерживая его за край. Всю воду для дома им приходится носить из озера. Водопровода в Сайюле ног. Или же, особенно по воскресеньям, они сидят на пороге своих домов и вычесывают вшей друг у дружки. Самых восхитительных belles[85]
, с пышными волнистыми черными волосами, вычесывают особенно тщательно. Как если б то был знак общего признания их красоты.Мужчины — фигуры заметные. Они ищут самоутверждения на улице, где и доминируют. Обычно они собираются праздными группами, спокойно переговариваются или молчат: всегда стоят или сидят особняком, редко прикасаясь друг к другу. Иногда одинокая фигура в серапе часами неподвижно стоит на углу улицы, как какое-то могущественное привидение. А не то лежит на берегу, словно труп, выброшенный волнами. Бесстрастные, неподвижные, они сидят рядком на скамьях plaza и даже словом не перекинутся. Каждый углублен в свое, глаза черные и быстрые, как у змеи, и такие же пустые.
Кэт казалось, что самое значительное в этой стране — прочное единство мужчин. Брак всегда был вещью ненадежной. Хотя мужчины очень ласковы с маленькими детьми и заботятся о них. Но когда дети подрастают, о них забывают.
Но сам по себе секс был чем-то могучим, неоспоримым, с чем не играют, о чем попусту не болтают. Тайной тайн. И тайной, которая выше отдельного человека. Отдельный человек тут вряд ли что-то значил.
Кэт было в диковинку видеть индейские лачуги на берегу озера, эти крохотные убежища из соломы или кукурузных стеблей, полуголых детей, сидящих на земляном полу, вшивых женщин, грязь, тряпье, разбросанные кости, и острая вонь человеческих экскрементов. У этих людей отсутствовало обоняние. А чуть поодаль от дыры дверей молча стоит мужчина, прямая спина, красивое и бесстрастное лицо. Как это возможно, чтобы столь прекрасному видом мужу все было абсолютно безразлично, чтобы он мирился с этой грязью и убожеством?
Но вот он — стоит, ничего вокруг не замечая. Видно, что он полон жизни, страсти. И еще она знает, что он очень сильный. На свете нет мужчин, способных носить на спине такие тяжести и на такие расстояния, какие носят индейцы. Она видела индейца, бежавшего трусцой по улице с пианино на спине, упершись лбом в лямку. Вот так, взвалив пианино на спину и упершись лбом в лямку, бежал и бежал трусцой. Женщины носят тяжести, перекинув лямку через грудь.
Итак, есть сила. И
Даже новому классу фабричных рабочих, хотя он подражает рабочему классу Штатов, недостает настоящей энергии. Существуют клубы рабочих. Рабочие наряжаются и устраивают парады, лучшая девушка соглашается идти впереди. Но отчего-то это выглядит как слабое подражание, чем на деле и является.
Семья увеличилась, чего Кэт не ожидала. Однажды из Окотлана приехала красивая волоокая девушка лет пятнадцати, закутанная в черный хлопчатый платок, кроткая, как Мадонна, и больше похожая на горожанку, чем на крестьянку: Мария дель Кармен. Ее сопровождал Хулио, горделивый и горячий молодой человек двадцати двух лет. Они только что поженились и приехали в Сайюлу навестить Хуану, которой Хулио доводился родственником.
Хуана спросила, можно ли им лечь в патио с ней и девочками. Они пробудут только два дня.
Кэт была поражена. В Марии дель Кармен наверняка была толика испанской крови, и в своей красоте она напоминала испанку. И даже не простую, а благородную. Однако ей предстояло спать с молодым мужем на земле, как собаке. А у него, такого горделивого, не было ничего за душой, кроме старого серапе.
— В доме пустуют три спальни, — сказала Кэт. — Они могут занять какую-то одну.
Кровати были односпальные. Не нужны ли им еще одеяла? — спросила она Хуану.
Нет! Обойдутся и одним серапе Хулио.
Итак, в доме поселилась новая семья. Хулио был каменщиком. То есть клал в небольших домиках стены из саманного кирпича. Он был родом из Сайюлы и теперь вернулся навестить родственницу.