Перо коннекта

— Да, считаю, — кивнул колдун. — Однако, повторюсь, выбор у вас всё-таки есть. А пока вы его обдумываете, я вынужден ограничить вашу свободу передвижения.

Он сделал замысловатый жест, будто зачерпнул горсть крупы из воображаемого мешка. Эту «крупу» он тут же стряхнул на пленника. Снегирь сдавленно охнул и снова повалился спиной на лавку — его погребла под собой, казалось, груда камней.

— Времени у вас — до обеда, — сказал Ушкуйник. — Когда вернусь, хочу услышать ответ.

Он вышел.

Снегирь попытался выбраться из-под невидимого завала, но тщетно. Удалось лишь немного повернуть голову и пошевелить пальцами на руках. О том, чтобы встать, не было и речи.

А раз так, не имело смысла оставаться в игре.

— Экстренный выход, — сказал он.

Ничего не произошло.

Он всё так же лежал, придавленный к лавке.

Повторил голосовую команду ещё два раза — с тем же успехом. Вызвать интерфейс тоже не получилось. Чужая сила наглухо заблокировала технические возможности.

Его охватила паника.

Минут десять он отчаянно дёргался, хрипел от натуги и материл Ушкуйника. Это отняло последние силы — рана, пусть и залеченная, давала о себе знать. Он перестал трепыхаться и, тяжело дыша, уставился в потолок.

Кое-как успокоился и заставил себя рассуждать логически.

Если техника бесполезна, то остаётся магия.

Плеть всё ещё при нём. Она зачарована, и ни один чужак не сумеет её забрать. Пока её не используют, она невидима для других — закреплена на боку и туго стянута в кольца. Даже сейчас до неё можно дотянуться большим пальцем левой руки…

Но вытащить её не удастся, взмахнуть — тем более. А ведь именно взмах (или хотя бы поворот кисти) необходим для совершения магических действий — колдовство имеет свои условности. Ушкуйник всё это знает, помнит про плеть, поэтому обездвижил пленника должным образом.

Есть, однако, один неучтённый фактор — в последние сутки магия, доступная Снегирю, приобрела особое качество.

Когда он отправлял Марину в реал, служебный интерфейс не работал тоже. Но это препятствие удалось обойти. Правда, в тот раз Снегирь мог свободно двигаться и манипулировать плетью, как пожелает…

Эпизод с «птицеловом» — ещё более показательный. Чтобы установить коннект через кровь, Снегирь использовал плеть, но почти без акцентированных движений — лишь немного поворачивал кисть. Плеть, казалось, улавливала намёки, «додумывала», что нужно, и выполняла…

Вот и сейчас ему требуется от неё то же самое.

Он дотянулся пальцем до кнутовища.

Сосредоточился и мысленно приказал, чтобы плеть хлестнула по сторонам, вспорола чужую магию…

Плеть не повиновалась. Разве что её витки чуть ослабли, пощекотали бок.

Ещё несколько минут Снегирь буквально орал без слов, пытаясь докричаться до плети. Безрезультатно.

Он перевёл дыхание. Чтобы отвлечься, снова оглядел комнату, хотя особо разглядывать было нечего. Кроме лавки и двух приземистых табуретов имелся только массивный ларь у стены.

В окно заглянуло солнце — утренний луч метнулся наискосок через подоконник. В хмуром Тень-городе такого быть не могло. Значит, здесь — другая локация. Впрочем, это неважно. Главное, что колдун вернётся нескоро, времени до обеда ещё полно…

Расслабившись, Снегирь снова обдумал ситуацию с плетью.

И понял свою ошибку.

Использовать плеть вместо интерфейса удавалось только на стыке виртуальности и реальности. Как в эпизодах с Мариной и «птицеловом».

В пределах же игры плеть — это просто плеть, пусть даже магическая. Ею надо размахивать по старинке — игровые условности сохраняются. Никакие мысленные команды не помогут разбить магические оковы, наложенные Ушкуйником, и выбраться из дома на улицу.

А вот связаться с реалом…

Он снова тронул рукоять пальцем.

Плеть-змея шевельнулась, пробуждаясь от спячки.

— Коннект, — сказал Снегирь. — Отсюда — в реал.

И ощутил короткий укол в бедро. Как будто игла шприца, пробив штанину и кожу, внедрилась в вену. Снегирь поморщился и подумал — ну да, всё правильно, плеть опять ищет связь через кровоток…

Потом стало очень больно.

Кровь, казалось, наполнилась острыми кристалликами-песчинками, которые царапали вену, двигаясь к сердцу. Боль пульсировала в бешеном ритме, который ускорялся с каждой секундой, превращаясь в барабанную дробь.

И под эту дробь мир начал меняться.

Распадался игровой сеттинг.

Стены комнаты, размягчаясь, утрачивали рельефность. Мебель теряла контуры, оплывала, как на картине сюрреалиста. Светлый квадрат окна деформировался, сполз вниз и растёкся лужей, в которой плавали пятна солнечного рыжего света.

Дом сминался и таял, как разогретый воск.

Дольше всего продержалась лавка, на которой лежал Снегирь. Ему почудилось, что она превратилась в плот, который подхватило и понесло течением — куда именно, нельзя было разобрать, потому что мир окончательно размазался в кляксы. Но впереди нарастал и ширился грозный рокот, словно река превращалась там в водопад.

Снегирь заорал и вместе с рекой полетел с обрыва.

***

— Артём?