Пером и шпагой

Бестужева зашатало, и – недаром: сейчас он держал в руках «Секретную декларацию Елизаветы» (именно под таким названием она вошла в историю дипломатии народов). Это была всего лишь одна добавочная статья к договору о союзе с Англией. Но договор мог иметь законную силу лишь в том случае, если король Пруссии нападет на Королевство английское, что уже само по себе исключалось.

– Матушка! – взвыл канцлер.

– Что, батюшка? – ехидно спросила Елизавета.

– Без ножа ты меня режешь!

– Не я, милый. Не я тебя режу… Таково коллегия решила! Не все ты един – есть еще глас коллегиальный, глас божий.

– Как же я такое Вильямсу отдам? С какими глазами?

– С твоими-то глазами только и отдавать такое… Неси! Делать нечего. Бестужев в одиночестве выхлебал графин вина и объявил потом Вильямсу:

– Государыня наша, кроткия сердцем Лисавет Петровны, в глубокоразумии своем, высочайше указать соизволили…

И – после вступления – огорошил его «Декларацией». Вильямса, уж на что был крепкий британец, чуть удар не хватил. Что было сил отпихивался от дополнений к прежнему договору.

– Что скажет король? – кричал посол на канцлера. – За все услуги его, оказанные вам неоднократно, могли бы, кажется, и лучше озаботиться об интересах Англии в России!

– Никто не виноват, – отвечал Бестужев, – что Ванька Шувалов, а не я, спит с государыней. «Декларация» суть происхождения чисто альковного, и клянусь вам честью: мои руки чисты!

– Так сломайте этому Шувалову шею, – посоветовал Вильяме.

– Ему я шею свернул бы! А что с коллегией делать?.. Кончился скандал тем, что Вильяме все-таки забрал документ, который уничтожал прежнее соглашение. Посол просто испугался, как бы ему, упорствуя, не разорвать вообще связь Лондона с Петербургом…

А старый канцлер империи вскоре стал играть черную роль продажного предателя. Бестужев перестал думать о России.

– О себе, о себе надо подумать, – говорил он.

***

Бестужев боялся, что враги станут наговаривать на него тайно, и думал: «Как вызвать врагов из тени на яркий свет? В открытую-то, – казалось канцлеру, – я их всех поодиночке расколошмачу…» И он предложил Елизавете избрать при дворе Конференцию из людей, которые бы «наипаче ея высочайшую доверенность к себе имели». Этим канцлер вызывал огонь на себя, чтобы, рискуя, определить, где расставлены против него батареи.

Конференция собралась: два брата Бестужевы-Рюмины, вице-канцлер Воронцов, Трубецкой, Бутурлин, Голицын, Апраксин, братья Шуваловы и великий князь Петр Федорович. Но первое же совещание обернулось палкой о двух концах, и один конец ее хлобыстнул прямо по канцлеру. Все члены Конференции как с цепи сорвались: так и кидались на канцлера, так и грызли его… Елизавета же, пока вельможи там насмерть бились, сидела – помалкивала.

– Коли мы деньги берем от Англии, – оправдывал себя Бестужев, – то уж, вестимо, Англия вправе и войска наши посылать туда, куда ей надобно. А без субсидий ейных – что мы, господа высокая Конференция? И посрамления чести русской не вижу в том.

– С каким лицом деньги брать? – спросил его Шувалов.

– Деньги будем брать, имея лицо индифферентное, как будто и без этих денег прожить можем.

Встал от стола граф Петр Шувалов, всей русской артиллерии генерал-фельдцейхмейстер, и отвечал канцлеру так:

– Народ есть главная сила в государстве, и тратить ее следует с разумной умеренностью… Мы, слава богу, не курфюрсты немецкие, кои своих мужиков на сторону продают и за калечение их денежную выгоду имеют. Это при Остермане такие подлые порядки на Руси завелись! Дохнул наш солдат на Рейне-реке, у черта на рогах, а.., за што? За конжурации «Конжурации – комбинации.» венские!

После Шувалова вскочил родной брат канцлера – Ми-хайла Петрович Бестужев-Рюмин и прокричал в неугасимой лютости:

– Англо-русский альянс похерен сам по себе альянсом Пруссии с Англией, и канцлеру столь великой державы, какова есть Земля Русская, не пристало в деньгах унижаться… И ты, братец, сердечней был бы в политике, коли не имел бы личной выгоды!

Отомстил. Брат брату – отомстил. И тут.., раздался сухой треск пергамента. И тут.., закружились, оседая, клочья рваных бумаг. Это Елизавета, ни слова не сказав, уничтожила конвенцию.

Она ее просто порвала на куски. И разбросала эти куски.

– Бог видит, – сказала она со слезами, – что я невиновна. Я порвала только бумагу, но король аглицкий порвал нашу дружбу. Денег из одного кошелька с Пруссией – не брать! И войне с Фридрихом – быть: готовьтесь, люди!..

Только один Михаил Воронцов малость помялся при этом.

– Позволяет ли состояние империи нашей эдакую трату людей и денег? – вопросил он у Конференции осторожно.

Но на эти слова робкого вице-канцлера даже не обратили внимания. Конференция была едина в мнении: Пруссию вернуть в ее старые границы, отбросить армии Фридриха от рубежей, чтобы король не зарился на русскую Прибалтику, а Польшу просить, дабы пропустила через земли свои войска русские на просторы Европы, где Фридриха они бить станут…

Вопрос о войне России с Пруссией был решен коллегиально.

***