Пером и шпагой

Но коллегия была уже явно ни при чем, когда Елизавета довершила свою мысль чисто по-бабьи. Из дома графов Скавронских, где размещалось посольство Вильямса, она вышибла англичан с их сундуками и кофрами и впихнула туда французскую миссию.

Месть была, скажем прямо, не из красивых. Но маркиз Лопиталь превзошел даже Елизавету: он самолично, чуть не кулаками, вытурил из дома своего английского коллегу Вильямса.

– Здесь вам не Канада! – кричал Лопиталь, суетясь.

***

Накануне решительных событий Фридрих прописал фон Левальду очередной рецепт, по которому следовало быстро и безошибочно излечить Восточную Пруссию от угрозы русской армии. Иногда некоторые историки называют стратегию Фридриха планами опереточного героя… Пусть в этом разберется сам читатель. Вот что наказывал Фридрих фон Левальду в июне 1757 года:

– Когда русские пойдут тремя отрядами, вам следует разбить наголову один из них, после чего остальные отступят. Русские будут спасаться в Польше, где вы их и станете преследовать всеми своими силами!

Но, спрашивается, почему русские должны были идти именно тремя колоннами? И почему русские должны были спасаться в Польше? Чепуха… Очевидно, сама Екатерина, не шибко разбиравшаяся в военных делах, неверно поняла болтливого Апраксина.

Но если планы Фридриха оказались «опереттой», то и русский план кампании при первом же выстреле обернулся лишней бумажкой.

Все случилось не так, как думали Петербург и Берлин.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. ОТКЛОНЕНИЯ ЗАНАВЕС

С самого начала войны союзники тишком договорились:

«Будем опасаться слишком больших успехов России в этой войне!» Именно так сказал Людовик, и Вена ему поддакнула.

Не надо думать, что русская армия составляла громадный лагерь, – нет, Апраксин имел под рукой всего 65 187 солдат и 19325 лошадей (не считая верблюдов).

Фридрих имел постоянную оглядку назад – на Россию.

– Что там слышно в Петербурге? – спрашивал он. Депеши Вильямса и доносы шпионов успокаивали его: на Неве торжественно открыта Академия художеств; Апраксин завяз за Ковно; Елизавета опять не вышла к столу, занедужив…

– Кампания будет горячей! – сказал Фридрих, надвинув шляпу. – А потому разгрузите лазареты в Богемии и Дрездене, чтобы нам не возиться с калеками… Скоро будет не до них!

На пустынном шоссе в Саксонии отряд цесарских пандуров разгромил лазаретный конвой. Посреди дороги одиноко застряла коляска. Австрийский офицер дернул дверцу. Из кареты вырвался выстрел – прямо в лицо. Пандуры, окружив возок, обнажили сабли:

– Эй, вылезай по чести… Кто там стреляет? Из коляски вышел раненый прусский офицер. Он сдернул с головы парик и швырнул его себе под ноги.

– Венские котята! – прорычал он, выдернув шпагу. – Я адъютант великого короля Фридриха – генерал Манштейн… Ну, что же вы не разбегаетесь при звуках моего имени?

Град пуль пронзил его насквозь, и Манштейн умер посреди дороги, в пыли, фонтанируя кровью (но шпаги из руки не выпустил). Так погиб человек, которому никак нельзя отказать в смелости; главаря прусского шпионажа в России не стало… Фридрих очень сожалел о гибели своего адъютанта, и вдова Манштейна подарила королю записки своего мужа о России.

– О России? – блеснули глаза короля. – Как это кстати!

Теперь эти мемуары Манштейна, ставшие знаменитыми, можно прочесть в любой приличной библиотеке. А тогда они были идеологическим оружием, и король Пруссии пока еще сомневался, в какую сторону повернуть это оружие,

– за войну с Россией или за мир с Россией.

Он решит этот сложный вопрос позже. А сейчас из балтийской мглы, ершистые от пушек в бортах, уже выплывали к берегам Пруссии белогрудые русские фрегаты и прамы. Первые выстрелы в этой войне Россия доверила своему флоту.

МЕМЕЛЬ

– Вот и Мемель, – сказал адмирал Мишуков, опуская трубу. – Эскадр – на шпринг! Канонирные палубы обсушить. Крюйт-каморы проветрить. Команде – по две чарки. Кашу сей день варить с потрохами телячьими… Дать сигнал на «Вахтмейстер»: капитану бомбардиров Вальронду явиться на борт флагмана!

Ветер, дунувший из-за Куришгафской косы, сорвал жиденький паричок адмирала, и заплескались седые волосы моряка, кое-как обкромсанные ножницами…

А на серой взбаламученной воде рейда мотало бомбардирские корабли с зарифленными парусами. Захлестывало пеной «Селафаила», «Дондера» и «Юпитера». Рвало с якорей прам «Дикий бык», гневный и щетинистый от пушечной ярости. А на фрегате «Вахтмейстер» в нитку тянуло над рейдом брейд-вымпел начальника бомбардиров – Александра Вальронда.

Там уже отвалил вельбот, шли на веслах, выгребая в пене и в песнях, и скоро на борт к адмиралу поднялся капитан третьего ранга Вальронд: лицо красное – будто ошпарено, глаза распухли от соли и ветра, круглые – как у кота. Возле голенастых ног бомбардира крутился кортик офицерский, а на нем – золотом: «Виватъ Россия».

– Саня, – сказал ему в каюте Мишуков, – назавтре штурм… Готовы ли?

– И налил пузатую чарку перцовой. – Твоя! Пей, а я полюбуюсь. Еще смолоду зарок дал: после семидесяти лет в рот ее, проклятой, не брать!