Из костей взошла…
Но и тут, цитируя эти замечательные стихи, автор книги добавляет свою ложку дёгтя в бочку мёда, комментируя их: «Гипнотически действующие строки – своим ритмическим напором, звукописью, мелодикой… А по сути – аморальная проповедь само– и отцеубийства: подобно тому, как позднее «прославлялся подвиг» небезызвестного Павлика Морозова…
»Ну, оставим честного и принципиального пионера Павлика Морозова в покое, а обратим внимание на то, что показалось аморальным автору в стихах Багрицкого. Очевидно, слова о том, что земля будет истекать кровью, а на ней из костей юность новая взойдёт. Это автору кажется мазохизмом. Но разве не та же мысль звучит у другого поэта Владислава Ходасевича в сборнике стихов «Путём Зерна», о котором тот же Бердинских пишет похвалу: «Основополагающая идея сборника «Путём Зерна» – умирание ради нового рождения – оказалась не только трагичной, но и оптимистически актуальной для тогдашней России (таковой, впрочем, эта идея остаётся и поныне):
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет – и оживет она.
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна
».Почему же у Ходасевича это оптимистично хорошо, а у Багрицкого аморально плохо? А всё очень просто. Эдуард Багрицкий признанный советский поэт. Его песню «Нас водила молодость» распевает вся страна, и стар и млад. А Ходасевич антисоветский эмигрант, о чём автор не забыл упомянуть: «Трагичность ситуации в России, разгул «красного» террора, осознание дальнейшего сотрудничества с большевиками как фактического соучастия в их преступлениях, скорее всего, и послужили для поэта причиной его отъезда за границу, ставшего началом пожизненной эмиграции
».И такой подход к описанию биографий поэтов и их творчества наблюдается на протяжении обоих томов, но особенно ярко советскофобия Бердинских проявилась в пятой главе «Союз Советских писателей и «машина» советской поэзии». Здесь автор пытается всё перевернуть с ног на голову. Говоря о первом объединительном съезде Союза советских писателей 1934 года, он так определяет цели руководства страны: «Для чего же из разрозненных и постоянно враждующих литературных групп и организаций понадобилось правящему режиму создавать некую единую систему, свести эту «разношёрстную публику» к какому-то «общему знаменателю», загнав её в нечто подобное казарменному стойлу (как бы высокопарно всё это ни называлось)? Ответ, в общем-то, на поверхности: для тотального партийно-государственного контроля над литературой – как и над всем обществом
».