Перси Джексон и последнее пророчество

Я несколько лет не видел этих старых дам, с того дня, когда в двенадцатилетнем возрасте увидел, как они перерезают нить чьей-то жизни у придорожного лотка с фруктами. Тогда они меня напугали, и сейчас я испугался не меньше – видели бы вы трех этих мерзких бабулек с сумочками для игл и пряжи.

Одна из них глянула на меня, и, хоть она ничего не сказала, вся моя жизнь буквально пронеслась у меня перед глазами. Я вдруг опять стал двенадцатилетним, потом сразу человеком средних лет, потом постарел и усох. Все силы оставили мое тело, и я увидел надгробную плиту и мою открытую могилу, в которую опускают гроб. Все это случилось за долю секунды.

– Готово, – сказала старушка.

Мойра держала в руках обрывок синей нити, я знал, что это та же нить, что я видел четыре года назад, когда мойры ее перерезали. Тогда я думал, что это моя линия жизни, но теперь понял, что это – нить жизни Луки. Они показали мне жизнь, которой пришлось пожертвовать для того, чтобы все исправить.

Мойры подняли тело Луки, завернутое в белый с зеленью саван, и понесли его к дверям тронного зала.

– Подождите, – попросил Гермес.

Бог посланников облачился в свой традиционный наряд: белые греческие одежды, сандалии и шлем. При ходьбе крылья на его шлеме трепетали. Змеи Джордж и Марта обвивались вокруг кадуцея, бормоча: «Лука, бедный Лука».

Я подумал, что Мей Кастеллан сейчас, наверное, сидит одна у себя на кухне, печет печенье и делает бутерброды для сына, который уже никогда не вернется домой.

Гермес откинул покрывало с лица Луки, поцеловал сына в лоб и пробормотал несколько слов на древнегреческом – последнее благословение.

– Прощай, – прошептал он. Затем кивнул, позволив мойрам вынести тело своего сына.

Когда они выходили, я думал про великое пророчество, смысл которого теперь стал мне ясен.

Душу героя проклятый клинок пожнет.

Героем был Лука, а проклятым клинком оказался нож, который сын Гермеса много лет назад подарил Аннабет. «Проклятый» нож, ведь Лука нарушил обещание и предал своих друзей.

Единственный выбор дни его пресечет.

Я сделал выбор, отдав Луке нож и, как и Аннабет, поверив, что он еще способен все исправить.

Олимп защитив или в прах обратив.

Пожертвовав собой, Лука спас Олимп. Рейчел была права: в конце концов героем оказался не я, а Лука.

Я понял и еще кое-что: когда Лука погрузился в реку Стикс, ему пришлось сконцентрироваться на чем-то важном, что могло бы привязать его к смертной жизни, в противном случае он бы растворился. Я видел Аннабет и полагал, что и Лука тоже ее видел. Он представил себе ту сцену, которую мне показала Гестия: когда они с Талией встретили Аннабет, и он пообещал, что они станут семьей.

Когда, сражаясь с Аннабет, Лука ее ранил, это подействовало на него как встряска, заставив вспомнить об обещании, данном в старые добрые времена. В результате он снова услышал голос совести, присущей всем смертным, и смог победить Кроноса. Его слабое место, его ахиллесова пята, спасла всех нас.

У стоявшей рядом со мной Аннабет подогнулись колени, я ее поддержал, но у девушки вырвался крик боли, и я сообразил, что схватил ее за раненую руку.

– О, боги, – пробормотал я. – Аннабет, прости.

– Все в порядке, – проговорила она и потеряла сознание у меня на руках.

– Ей нужна помощь! – заорал я.

– Я займусь, – вперед шагнул Аполлон. Огненные доспехи бога сияли так ярко, что больно было смотреть, а крутые солнечные очки «Рей-Бенс» и белоснежная улыбка делали его похожим на мужчину-модель, рекламирующего боевое снаряжение. – Бог врачевания к твоим услугам.

Он провел рукой над лицом Аннабет и заговорил нараспев. Синяки немедленно побледнели, порезы и шрамы исчезли, изломанная рука выпрямилась, и дочь Афины вздохнула во сне.

Аполлон широко улыбнулся.

– Через несколько минут с ней все будет в порядке. Я как раз успею сочинить песнь о нашей победе: «Аполлон и его друзья спасают Олимп». Неплохо, а?

– Спасибо, Аполлон, – поблагодарил я. – М-м-м, оставляю стихи на ваше усмотрение.

Следующие несколько часов слились в один смазанный кадр. Я помнил о своем обещании, данном маме. Зевс и глазом не моргнул, когда я изложил ему свою странную просьбу, просто щелкнул пальцами и сообщил мне, что теперь верхушка Эмпайр-стейт-билдинг светится синими огнями. Большинство смертных станут недоумевать, что бы это значило, но моя мама поймет: я выжил, а Олимп спасен.