– Да будет так, – сказал он. – Талия и Гроувер будут сопровождать Зою, Бьянку и Фебу. Вы отправитесь в путь на рассвете. И да пребудут с вами боги… – он покосился на Диониса, – включая присутствующих. Мы на это надеемся.
Ужинать в тот вечер я не пошел, и зря, потому что Хирон с Гроувером явились меня разыскивать.
– Перси, я ужасно извиняюсь! – сказал Гроувер, сев на койку рядом со мной. – Я не знал, что они… что ты… честно-честно!
Он принялся шмыгать носом. Я понял, что, если его не подбодрить, он либо разревется, либо примется жевать мой матрас. Он все время жует что попало, когда расстроится.
– Да все нормально, – соврал я. – Серьезно. Все в порядке.
Нижняя губа у Гроувера задрожала.
– Я даже не подумал… Я был так поглощен тем, чтобы помочь Артемиде! Но я буду повсюду искать Аннабет, я обещаю. Я найду ее, если сумею.
Я кивнул, стараясь не обращать внимания на громадный кратер, который разверзся у меня в груди.
– Гроувер, – сказал Хирон, – разреши-ка мне перекинуться парой слов с Перси.
– Да, конечно! – Гроувер шмыгнул носом.
Хирон ждал.
– Ой, – сказал Гроувер. – Вы имели в виду, наедине? Да, Хирон, конечно…
Он с несчастным видом поглядел на меня:
– Вот видишь? Никому козлик не нужен… – И потрусил к двери, сморкаясь в рукав.
Хирон вздохнул и подогнул свои конские ноги, опускаясь на пол.
– Перси, я не претендую на то, чтобы разбираться в пророчествах…
– Ага, – сказал я. – Ну, может быть, это потому, что в них вообще нет никакого смысла.
Хирон посмотрел на фонтанчик с морской водой, журчащий в углу комнаты.
– Будь моя воля, я бы трижды подумал, прежде чем отправить в этот поход Талию. Она чересчур порывиста. Действует, не думая. И чересчур самоуверенна.
– Вы выбрали бы меня?
– Честно говоря, нет, – сказал он. – Вы с Талией – два сапога пара.
– Ну, спасибочки!
Он улыбнулся:
– Вся разница между вами в том, что ты чуточку менее уверен в себе. Это может быть и хорошо, и плохо. Одно могу сказать точно: сводить вас вместе опасно.
– Управились бы уж как-нибудь!
– Это как у ручья сегодня?
Я не ответил. Уел он меня.
– Может быть, оно и к лучшему, – задумчиво сказал Хирон. – Можешь на каникулы поехать домой, к маме. Если понадобишься, мы тебе позвоним.
– Ага, – сказал я. – Наверное.
Я достал из кармана Стремнину и положил меч на тумбочку. Похоже, он мне понадобится только для того, чтобы писать рождественские открытки…
Увидев ручку, Хирон поморщился:
– Пожалуй, неудивительно, что Зоя не хочет идти в поход с тобой. Раз ты носишь это оружие…
Я не понял, о чем это он. А потом вспомнил то, что он сказал мне давным-давно, когда вручал этот магический меч: «У этого меча долгая и трагическая история, в которую нет нужды вдаваться».
Я хотел спросить его об этом, но тут Хирон достал из седельной сумы золотую драхму и бросил ее мне:
– Свяжись с матерью, Перси. Сообщи, что утром приедешь домой. И… э-э… не знаю, так ли уж это важно, но… я сам чуть было не вызвался отправиться в этот поход. Я бы непременно вызвался, кабы не последняя строчка.
– «И один от руки отцовской падет». Ага…
Спрашивать было ни к чему. Я и так знал, что отец Хирона – Кронос, злой владыка титанов собственной персоной. Если бы Хирон отправился в поход, было бы ясно, про кого эта строчка. Кроносу плевать на всех, на собственных детей в том числе.
– Хирон, – сказал я, – а ведь вы знаете, что это за «проклятье титана», да?
Кентавр помрачнел. Он сделал знак когтя напротив сердца и махнул рукой прочь – древний знак, отводящий беду.
– Будем надеяться, что в пророчестве говорится не о том, о чем я думаю. Ну все, Перси, спокойной ночи. Твое время еще придет. Я в этом уверен. Ни к чему торопить события.
Он сказал «твое время» таким тоном, каким люди обычно говорят про смерть. Не знаю, нарочно ли Хирон это сделал, но взгляд у него был такой, что я побоялся спрашивать.
Я стоял у фонтанчика с морской водой, теребил в пальцах Хиронову монетку и пытался сообразить, что же сказать маме. Я на самом деле был не в том настроении, чтобы услышать еще от одного взрослого, что, мол, лучшее, что я могу сделать, – это сидеть и ничего не делать. Но, наверно, мама все же заслуживает того, чтобы ввести ее в курс дела…
Наконец я перевел дух и бросил монетку:
– О богиня, прими мое приношение!
Туман замерцал. Света из двери ванной было как раз достаточно, чтобы в капельках воды образовалась бледная радуга.
– Покажи мне Салли Джексон, – сказал я. – Верхний Ист-Сайд, Манхэттен.
В тумане возникла сцена, какой я совсем не ожидал. Мама сидела за нашим кухонным столом с каким-то… дядькой. Оба ржали как сумасшедшие. Между ними лежала большая стопка учебников. Мужику было… ну, я не знаю… лет тридцать с чем-то. Нестриженые волосы с проседью, коричневая куртка поверх черной футболки. Он был похож на актера – на мужика, который мог бы играть переодетых копов в телесериалах.
Я был слишком ошеломлен, чтобы что-то сказать, а мама с дядькой, к счастью, были слишком заняты, чтобы заметить мое послание Ириды.
– Ну, Салли, ты даешь! – сказал мужик. – Еще вина хочешь?
– Ой, не надо! Пей один, если хочешь.
– Да нет, я бы лучше воспользовался ванной. Можно?