— Чтобы таланты погибали, а бездари лакомились вместо них халвой…— Деликатно перебив, таким образом, оратора, он взял слово и продолжал: — Все высказывания господ имеют серьёзную научную основу, за ними чувствуется большая школа. Ваш же покорный слуга школу не кончал и вообще не вправе вмешиваться в ваши философствования. Претензии на учёность я тоже не имею. Я только слышал, что англичане, считающиеся неглупыми людьми, верят в особое чувство, которое они называют «инстинктом лошади», а мы зовём «здравым смыслом». Не в обиду лошади будет сказано, я тоже не лишён этого инстинкта. И как там ни говори, а годы и жизненный опыт кое-чему меня научили. Вот этот инстинкт подсказывает мне, что с вашими умными речами и научными изысканиями далеко не уедешь, а из логических доказательств, извините за грубость, штанов не сошьёшь. Если приложить ухо к земле этой несчастной страны, то услышишь вопль: «Мы голодны!» И ответом голодному может быть только кусок хлеба. Жаждущий человек и выжженная земля нуждаются в воде, а не в комиссиях, делегациях, лекциях, программах, уставах, решениях и сотнях других подобных мероприятий. Умирающему, как говорится, мёдом не поможешь. Согласитесь сами, что ваши выступления в основном состоят из слов «если бы» да «кабы». А вы сами знаете: как поженили «если бы» с «кабы», так и родилось у них дитя по имени «хорошо бы»!..
Мы приехали сюда, господа, чтобы выяснить, чем мы можем быть полезны этим людям. Надо посмотреть, в чем они больше всего нуждаются, и постараться помочь им. Я, конечно, преклоняюсь перед вашими мудрыми советами, но не кажется ли вам, что прежде всего надо подумать о хлебе насущном. Люди, которых вы сегодня видели, голодны и нуждаются в пище, раздеты и нуждаются в одежде, больны и требуют лекарств. Правда, наша страна имеет большие прибыли, и к тому же у нас появилось много добрых дядюшек, которые не жалеют средств. Однако, чтобы прокормить пятнадцать миллионов людей, одеть их, дать им жилье, требуется время и большие, регулярные и постоянные доходы,— за один-два года ничего не сделаешь. Говорят, английский посол Малькольм, приезжавший в Иран при Фатх Али-ша-хе, написал в своей книге, что объездил весь свет и не видел нигде так мало нищих, как в Иране. Жаль, его нет в живых,— теперь бы он написал обратное: нигде в мире нет столько нищих и голодных!
— Но надо быть все-таки объективным! — воскликнул Гамхар.— Не все наши деревни в столь плачевном состоянии, как Шурабад. У нас немало и благоустроенных, цветущих деревень…
— Ах, дорогой мой,— возразил Пурдженаб,— недавно я вычитал, как политический представитель Франции при шахе Наср эд-дине, Гобино, описывая губернию Фарс, отмечал, что почти по всей этой губернии земли не возделаны и что можно целыми днями ехать, не встретив ни одного человека или даже листочка зелени. Сами подумайте, что бы он написал, коли побывал бы здесь?
— Таким образом,— не выдержав, вступил в разговор доктор,— вы полагаете, что наша страна нуждается только в хлебе? Возможно ли это? В наше время это невероятно! А развитие культуры? А образование, просвещение?..
— Разве, дорогой мой, я говорю, что всего остального не нужно? — возразил Пурдженаб.— Конечно, нужно! Я говорю лишь о том, что для большинства иранского народа в настоящее время хлеб, одежда и жилье нужнее всего остального.
— Вы правы, господин Пурдженаб,— вздохнул Гамхар.— Я тоже думаю, что как только люди получат еду, первое, что они сделают,— это наладят обучение собственных детей. Тогда появится учитель и школы, учебники, тетради и карандаши, а потом уже и все остальное…
— При том условии, что будут господствовать свобода и справедливость,— высокопарно добавил доктор.
— Золотые слова! — поддержал Пурдженаб. — Свобода и справедливость нужны человечеству, как свежий воздух!
— Да, да! — сказал доктор.— Однако мне кажется, мы преувеличиваем наши трудности. Давайте ближе к делу. Наша задача— помочь ликвидировать безграмотность в этой деревне.
Пурдженаб закурил папиросу, затянулся и стал медленно выпускать изо рта и носа клубы дыма.
— Представим себе,— отчеканивая каждое слово, начал Пурдженаб,— что все жители этой деревни, все без исключения, станут мало-мальски грамотны, то есть смогут отличить «а» от «б», будут знать, что «б» с «а» — «ба», а «в» с «а» — «ва». Ну и что тогда? Зачем им все это нужно? Неужели это облегчит их страдания? У этих людей нет ни ручек, ни бумаги, ни книг, ни газет, нет даже ламп. Они еле живы. У них нет кладбища, чтобы читать надписи на камнях. Что может им дать такая грамотность?
— Увы,— тяжело вздохнул Гамхар,— тысячи сожалений достоин тот факт, что мы, народ, ранее собиравший дань с других народов, сегодня, как нищие, сами просим подаяния и не в силах наполнить животы своих братьев. Да, вся эта наша деятельность яйца выеденного не стоит. Я теперь ясно слышу вздохи несчастной земли, которая как бы говорит: