Доктор, все ещё пытавшийся напустить на себя английское спокойствие и скрыться за разговорами о свободе и справедливости, вдруг выказал признаки взволнованности.
— Да, да,— сказал он,— вы меня убедили. Народ лишь тогда перестанет быть рабом, когда голод не будет довлеть над ним. В Париже на памятнике одному из вождей Великой французской революции написано: «Сначала хлеб, затем уже обучение и воспитание». Но у нас свои задачи, и поэтому мы не должны поддаваться лишь чувствам. Не следует забывать о том, ради чего нас направили сюда. Поскольку мы все трое пришли к общему выводу, я предлагаю разделить выданные нам деньги между жителями деревни и, не теряя времени, написать отчёт.
— Зачем им эти деньги? — ответил Пурдженаб.— Что они с ними будут делать? Деньгами желудок не набьёшь! Ведь в деревне нет ни магазина, ни лавки, а кругом — одна лишь пустыня. Не лучше ли нам поскорее сняться с этого места и отправиться подальше, туда, где можно смочить горло и написать отчёт…
Друзья, занятые спором, не сразу услышали грозный шум, доносившийся со стороны деревни. Было непонятно: то ли вспыхнул пожар, то ли нагрянули монгольские орды. Толпа вооружённых палками и камнями людей с воплями и руганью приближалась к ним. На борцов за народное счастье градом посыпались брань и проклятия. Безобидные существа, час назад казавшиеся такими слабосильными, лишёнными даже признаков жизни — дунь на них, и они отдадут богу душу,— выделывали какие-то странные, уму непостижимые движения, подобно эпилептикам или сумасшедшим. На их лицах, в их жестах было столько гнева, ненависти и злобы, что невольный ужас проник в сердца учёных деятелей.
— А ну-ка убирайтесь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было! Катитесь к черту, а не то мы за себя не ручаемся! Мигом вон отсюда!..
Несколько молодых людей, вооружённых палками, пытались броситься на них, но староста, выступив вперёд, остановил драчунов.
После двухсторонних переговоров выяснилось, что одна беременная женщина, находившаяся к тому же в дальнем родстве с пророком, видела во сне, что из чрева её выползли три чёрных рогатых змея. И старуха Хаджийе, считавшаяся в Шурабаде гадалкой и предсказательницей, с удивительной точностью определила, что рогатые змеи как раз и есть три незнакомца, прибывшие в их деревню по наущению бесноватого Зафара[29]
. Появление в деревне чужестранцев принесёт чуму, проказу и прочие беды, поэтому необходимо как можно быстрей избавиться от пришельцев. Если же они не уйдут добровольно, то не будет грехом пролить их кровь…В великой растерянности и испуге учёные мужи с грехом пополам погрузились на своих мулов и в тот же миг покинули Шурабад и его негостеприимных жителей. Только на третий день удалось им добраться до деревни, в которой можно было найти хлеб и воду. Там друзья сделали привал, написали отчёт, втроём подписали его и снова двинулись в путь.
Через одиннадцать дней с превеликим трудом и несказанными мучениями доехали они до Тегерана. Но когда друзья, чистые и бритые после бани и парикмахерской, явились в Общество борцов за народное счастье, дабы вручить свой отчёт, выяснилось, что от общества остались рожки да ножки. За время их путешествия в Шурабад в столице сменилось правительство и общество распалось.
Однако уже поступили сведения, что новый кабинет министров собирается создать новое общество, куда более солидное…
Браки бывают разные
В жизни нашего общества, широко подверженного новым веяниям, особняком стоит проблема женитьбы. Здесь дела порою оборачиваются самым непредвиденным образом.
У меня в Исфахане есть знакомая семья Хомреи. Предки их были красильщиками, но со временем разбогатели, и теперь это одно из самых уважаемых семейств города.
Её младший представитель Хамзе Хомреи — красивый, интеллигентный, неглупый молодой человек, которого, как говорится, перехвалить трудно.
После окончания средней школы в своём родном городе он отправился в Америку и целых десять лет изучал в одном из бесчисленных тамошних университетов психоанализ, в чем и преуспел необыкновенно.
— Американцы предлагали мне остаться и заняться преподаванием психоанализа,— рассказывал Хамзе,— но я очень тосковал по Ирану, особенно по родному своему Исфахану. Сел в самолёт и через два дня снова очутился в городе своего детства.
Не успел я прийти в себя после дороги, как родители и многочисленная родня приступили ко мне с уговорами, что пора, мол, и жениться.
— Я давно уже лелею мечту,— говорила мать со слезами на глазах,— понянчить на старости лет внуков, побаюкать их в колыбелях.