Персидский джид

– Коли вернутся – живым его не оставят, – задумчиво сказал Башмаков, глядя на раненого толстяка. – С собой тащить – морока, оставлять – все выболтает… Степа, оставь девку, затащи его на лестницу. Будет молчать – глядишь, и не заметят. Пособи ему, Данила.

– Ты ли это, Никита Борисович? – спросил Стенька, склонившись над раненым. – А что твой князь, что княжич с ножичками? Уж не их ли ты сюда искать приплелся?

– Этот ножичек, что ли? – Данила показал джерид. – Ну так нашелся!

Вдвоем они с немалым трудом затащили толстяка на узкую лестницу. Для того, кто пришел бы со стороны Благовещенской башни, как Обнорский с ватагой, толстяк был незрим.

– Спаси вас Господи, – простонал он.

– Останешься жив – с тобой иной разговор будет, – предупредил дьяк и первым пошел, не оборачиваясь, обратно – туда, где начинался ход, ведущий к Ивановской колокольне.

Прочие двинулись за ним. Богдаш по дороге подобрал потушенный факел – такое добро под землей всегда пригодится.

Шли, как будто не было боя и стрельбы, как будто не оставили помирать троих налетчиков. И Данила не ощущал сгоряча угрызений совести. Он уже торопился туда, где пряталась немалая государственная измена. Когда отошли подальше, Сарыч спросил, не перевязать ли царапину, и спустил с Данилина плеча кафтан. Но кровавое пятно уже присохло к ране, шевелить не стали.

– Надо будет послать сюда верных людей, – сказал Башмаков Сарычу, который с ним поравнялся. – Все срисовать и описать. Мало ли какие еще приключения будут…

– Лет тому уж десять будет, как послали дозорщиков под землю, и тогда была составлена «Опись порух и ветхостей», – отвечал Сарыч. – Я ее видел, переписать хотел – не дали. Там про все лестницы в башнях с выломанными ступенями, про весь сор написано. Да и не всюду дозорщики залезли, поленились, а написали так: свод каменный-де обвалился, досмотреть нельзя, лестницы нет.

– Ту опись я знаю. Там многого недостает. Ходов под Кремлем, скажем, нет.

– Потому что они до поры не надобны. Либо уже сто лет как не надобны. Те ходы, твоя милость, есть двух видов. Нужные и ненужные.

– Это как же? – невольно спросил Богдаш.

– Нужные – то трубы, по которым вода течет или же грязь в реку вытекает. Ненужные – то слухи. Это такие ходы вокруг башен и у стен, даже перед башнями и стенами, чтобы при осаде там ползать и слушать, не ведется ли подкопа. Да только, слава Богу, осад давно не было.

– И, Бог даст, не будет, – поправил Башмаков. – А перед всеми башнями, сказывали, стояли раскаты. Теперь их убрали и окна заложили, те, что для нижнего боя. Ни к чему они. А были, сказывают, в каждом прясле.

– Еще тайники есть, выходы к воде, тоже на случай осады или гонца выпускать.

– У Водовзводной есть тайник, – похвастался свежеприобретенными знаниями Данила.

– У некоторых башен есть колодцы, иные – с водой, иные – сухие. Сухие они потому, что не для воды делались, а в них на разной глубине есть дыры, через которые попадают в подземные ходы. Для того приходится лестницу или веревки спускать.

– Ну, веревок ты набрал – на весь Кремль станет, – глянув на тугой мешок, заметил дьяк.

– А то еще есть ходы в стенах, верхние и нижние. Они, сказывают, все кремлевские башни соединяют. Сам не проходил, но верные люди так говорят.

– Лабиринт, – произнес дьяк.

Богдаш покосился на Данилу. Он знал, что у товарища в голове хранится прорва всяких ненужных знаний. И время от времени они, словно проснувшись, дают о себе знать.

– Это ходы перепутанные, из эллинской гиштории, – шепнул Данила. – Потом нарисую… Стой!

– Что тебе? – спросил Башмаков.

– Мы тогда здесь вроде не проходили! Кума, ты куда ведешь?

– Да проходили, – голосом, каким говорят со смертельно надоевшим человеком, отвечала она. – Вон, глянь направо – через эту дыру мы зашли в ход, где провалились. Коли хочешь – полезай, ищи две наши ямы!

– И полезу…

– Угомонись, до лестницы еще два, не то три поворота.

Наконец нашли лестницу, нашли и палку, которой удобно было отжимать дверь, спустились в каменные палаты, Сарыч поднял факел повыше и осветил в беспорядке лежащие ядра.

– Ты сюда хотел? Ну, вот, привела, – сказала Даниле Настасья. – И что же? Нет тут ничего путного!

– Тут ядра и колодец, – возразил Данила. – Которые Бахтияр покойный поминал.

– Он еще мышь поминал. А до Беклемишевской башни, сдается, далековато – ведь мы все больше к Спасской поворачивали, – заметил Богдаш.

– Мышь я как будто видел.

– Где?! – изумился Богдаш.

– У княжича пятно на роже, вроде мышонка.

– Тебе не померещилось?

– Есть у него такое пятно, – подтвердила Настасья. – Ничем не вывести.

– Стало быть, он и убил Бахтияра, – задумчиво сказал Башмаков. – А что, Соболев, не было ли при том и тебя?

Подьячий отвернулся.

– Был, твоя милость, – уверенно ответил вместо него Данила. – Потому-то Бахтияр и посылал меня в Приказ тайных дел, а не в Разбойный. Знал, бедный, что в Разбойном правды не добиться – Соболев не даст хода розыску, тем все и кончится.

– А отомстить за себя хотел, – добавил Богдаш. – Что бы там попы не толковали, а отомстить за предательство – святое дело!

– Так! – подтвердила Настасья.