Персидский джид

– Ты про то нашего деда Акишева спрашивай! Аргамак захворал, дед над ним мудрит! Без бузины, говорит, не возвращайтесь! – крикнул снизу Данила.

– Ну, Бог с вами, рвите свои ветки!

Приходилось соответствовать своему вранью. Данила стал набирать пучок погуще и даже крикнул Ульянке, чтобы тот высматривал ветки посвежее. Обламывая кусты, они дошли от Благовещенской до Водовзводной, один – поверху, другой – понизу, и там сошлись.

– Посвежее драть, говоришь? А у самого-то какие? – язвительно заметил Ульянка.

У него самого был немалый пук цветущей бузины, и он выглядывал сквозь белые соцветия, как затаившийся в зарослях хищный зверек с острой мордочкой.

– Не все ли равно…

– А вот, и вот, и вот… – Ульянка указал на привядшие листья.

Данила уставился на них, не понимая, откуда бы таким взяться – вся листва на склоне свежая, нежно-зеленая. И понемногу стало у него в голове возникать некое понимание…

– Пошли назад, – сказал он. – Поглядим, где это там привядшие кусты стоят.

Они оставили вилы у стены и пошли вместе, раздвигая руками бузину. Первым шел глазастый Ульянка. Вдруг он обернулся:

– Этот куст, что ли?

И точно, перистые листочки на нем поникли. Равным образом и на соседнем кусте…

– Что за притча? – сам себя спросил Данила, боясь поверить в собственный домысел. – Пойдем-ка, Ульянка, нечего нам тут торчать.

И поспешил к Боровицким воротам.

В голове у него барахтались, по-всякому сочетаясь, предсмертные слова Бахтияра: «ядра», «коло» и просьба донести Башмакову…

– Где тебя носит? – сердито спросил Богдаш, когда Данила с Ульянкой появились на Аргамачьих конюшнях. – Гляди, вдругорядь Разбойному приказу попадешься, Ульянка за старшими не побежит и в Коломенское не поскачет!

Ульянка неожиданно покраснел.

– А это что еще? – Богдаш ткнул пальцем в пук бузины.

Данила ахнул – вот же дурень, ему бы эту дрянь, зайдя за Водовзводную башню, выбросить, а он на конюшню притащил! И Ульянка тоже – не пожелал с цветами расставаться. Вот и стоят теперь перед хохочущим Богдашкой, как два истукана!

На хохот выглянул дед Акишев, подошел, отстранил Богдана, поглядел на Ульянку с Данилой – тоже засмеялся. Но совсем иначе – как если бы дед глядел на смешные шалости внуков.

– Ты, Богдашка, молчи! – сказал он, повернувшись к конюху. – Не всем же быть такими, как ты, деревянными. Ступай, Христа ради, не смущай добрых людей!

Богдан пожал плечами и пошел проходом меж стойлами, статный, плечистый, кудрявый – бабья погибель!

– Ах ты, детинушка незадачливый… – пробормотал жалостно, глядя ему вслед, дед Акишев. – А вы, ребятки мои, его не слушайте. Он не от хорошей жизни этак хохочет. Тяжко ему. А для какой надобности вы бузину-то притащили? Что затеяли?

– Пришлось притащить, – буркнул Данила. – Сейчас выкинем. Ульянка, отнеси на двор, кинь там поближе к навозной куче!

Он сунул парнишке свой пук бузины и поспешил следом за Богданом. Нужно было как-то объяснить, откуда взялись цветы, а то спасу не будет от Богдашкина длинного языка!

Богдан, выслушав, присвистнул.

– Да ты вовсе из ума выжил, – сказал он. – Ходы и лазы под Кремлем есть, да только они наполовину засыпаны. Иные еще при поляках взорвались, потому что там, внизу, порох хранили, иные заложили, чтобы весь Кремль в них не обвалился или с холма в речку не съехал. Пойдем-ка лучше на Неглинку. Вот вернется Семейка – он тебе про подземелья расскажет, он туда лазил.

– А куда ж девался Бахтияров посох? – спросил Данила. – И тот, кто джерид метнул, – он-то куда подевался? Мы ж там переполох подняли, стрельцы факелами светили. Кабы там кто был – мы бы углядели. По всему получается – там открывался лаз под землю, Бахтияр либо туда лезть собрался и уже посох вниз спустил, либо оттуда выкарабкивался и там посох оставил. И оттуда же джерид прилетел.

– Складно толкуешь, – согласился Богдаш. – Но он бы так и сказал – под землей-де убийца мой. А не поминал Башмакова, «ядра» и «коло». Посох мало ли кто подобрал – там же дорога, телеги тащатся. Времени на то было довольно. И отчего кусты сохнут – это ты не меня спрашивай, а верховых садовников! Кончится вся кутерьма – я тебя к ним сведу. Пока нет государя, может, пустят тебя верховыми садами полюбоваться, теми, что на крышах заместо кровли.

Данила загрустил. Все у него так ловко выходило, пока зловредный Богдаш не вмешался. А тот старательно выполнял приказание Башмакова. На конюшни пришел воз ржаной соломы – и на том возу Данила с Желваком выехали из Кремля, Желвак – открыто, Данила – угнездившись под толстой грубой ватолой, которую мужик, что солому привез, таскал с собой заместо одеяла. Сколько могли – ехали, дальше пошли пешком.

Когда дошли до переулка, где селились зазорные девки, Даниле сделалось совсем тошно – не хотел встречаться с Федосьицей. Ну, что он ей скажет? Будет молча слушать упреки, переминаясь с ноги на ногу и раскачиваясь, как дерево на ветру? Богдаш тоже чувствовал себя неловко – молчал и супился, искоса поглядывая на товарища.