Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Пока безутешный Юсуф-паша затаился в Карсе, Гудович стремился извлечь максимальную пользу из своего положения. Так, он направил в крепость Магизберд подполковника Печерского с батальоном пехоты и тремя казачьими сотнями. Дело в том, что в Магизберде сераскир разместил весь свой провиант. Едва крепостные стражники увидели приближающийся русский отряд, как «бежали стремглав в тайную калитку и скрылись в горы». В крепости было найдено восемь пушек, два фальконета и большое количество пшеницы, предназначавшейся для турецкого войска и Карса. Несмотря на то что Магизберд находился всего в двенадцати верстах от Карса, Юсуф-паша даже не попытался ему помочь.

Таким образом, Карс остался без продовольствия. Теперь побуждаемые голодом, войска сераскира начали разбегаться по окрестным селениям, грабя кого ни попадя. Скоро в Карсе осталось не более двух тысяч анатолийских делибашей, да и те уже от голода щелкали зубами. Когда же подвело животы у лучших людей Карса, они прислали к сераскиру своих жен. Жены городских старшин были настроены воинственно.

– Почему ты не защищаешь нас и не дерешься с русскими, а прячешься, как последний трус, за нашими стенами? Выйди из Карса и докажи, что ты мужчина!

После этого разъяренные дамы пообещали Юсуфу-паше побить его камнями. Тот как мог успокаивал гневных посетительниц, уверяя, что, как только к нему прибудут свежие войска, он немедленно пойдет сражаться с русскими.

* * *

С началом турецкой войны начал действовать незамедлительно и российский Черноморский флот. Командующий гребными судами контр-адмирал Пустошкин сорвал сургуч с секретного пакета.

– Курс на Днестровский лиман! – объявил он своим капитанам.

Гребная флотилия, оглашая воды шумом весел, набирала ход к Аккерману – турецкой цитадели неподалеку от Одессы. Там уже вели бои сухопутные войска во главе с герцогом де Ришелье.

Как назло, внезапно ударил мороз, диковинка для этих мест.

– Топоры да заступы в руки! Марш на лед! – скомандовал Пустошкин.

Так, рубя ледяные глыбы и растаскивая их в стороны, канонерки пробивались к крепости. Внезапное их появление у крепостных стен поразило турок несказанно. Еще бы, ждать подобного подвига от своего флота гарнизону не приходилось, десятки ж русских канонерских лодок, каждая из которых являлась маленьким фортом, делали надежды на успех обороны иллюзорными. Над турецкой цитаделью был незамедлительно поднят белый флаг.

– Не овладеть бы вам Аккерманом, если б не налетели эти черные вороны! – в сердцах бросил паша, сдавая свой ятаган Ришелье.

И хотя корпуса судов уже разваливались на глазах, а люди были изнурены до крайности, Пустошкин был доволен несказанно:

– Ладно получилось: и крепость взяли, и сирот на Руси не прибавилось!

Наградой контр-адмиралу Пустошкину за бескровную победу под Аккерманом была Анна 1‑й степени.

Всю зиму в поте лица команды латали свои изношенные канонерки, а по весне флотилия двинулась к следующей турецкой крепости – Килии.

Сбросив десант и поддержав пехоту точным огнем, моряки внесли достойную лепту в овладение и этой неприятельской твердыней.

А Пустошкин уже знакомился с секретным посланием морского министра Чичагова. Дело затевалось необычайное! Министр предписывал контр-адмиралу взять под свое начало лучшие корабли Черноморского флота, десантные войска и курс прямо на Константинополь. При входе в Босфор предполагалось сжечь брандерами турецкие корабли и дерзкой атакой захватить турецкую столицу. Чичагов писал: «Вам представляется через сие способ приобрестъ государству бессмертную славу и себе воздвигнуть бессмертный памятник на вечные времена…»

Засучив рукава, Пустошкин тотчас принялся за дело. Еще бы, наступал звездный час всей его жизни! Корабельный состав готовил маркиз де Траверсе, десант – дюк де Ришелье. Они-то и принялись настаивать на отмене экспедиции.

– Даже если все удачно выйдет, то пользы от этого никакой! – горячился маркиз.

– Не осмеливаюсь отвадить наудачу честь и славу России! – вторил ему герцог.

Возражения ж самого Семена Пустошкина никто во внимание не принял. «Радетели» России в мнении рядового контр-адмирала не нуждались! Вняв советам черноморских маркизов, Чичагов Босфорскую экспедицию отменил. Пустошкина ж велел отправить куда-нибудь из Севастополя подалее, чтобы от горячности своей поостыл малость.

– Пусть отправляется на другой конец моря и берет крепость Анапу! – решили Траверсе и Ришелье.

– Анапу так Анапу! – заявил контр-адмирал жене, с приказом ознакомившись. – Все одно воевать надо!

– Чем в деле сем руководствоваться мне? – испросил он у главного командира Черноморского флота.

– Благоразумием! Деятельностью и ревностью к службе! – был ответ.

Под начало Пустошкина отдали все лучшее, что было на Черноморском флоте: шесть кораблей, пять фрегатов, бриги и брандеры. Свой флаг контр-адмирал поднял на 110‑пушечном красавце «Ратном».