Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Следить за работой гусениц-шелкопрядов и уж тем более разматывать тончайшие шелковые нити из коконов служивым было не под силу — требовался многолетний опыт. Поэтому на «заводе» работали местные мастера-шелководы, которым по обычаю надо было отдавать половину готовой продукции или платить «по уговору» «на деньгах содержать», что было явно невыгодно, поскольку при запрошенной плате стоимость фунта шелка-сырца равнялась трем рублям, почти как в Петербурге, и дешевле было скупать товар у местных жителей по 12-18 рублей за батман. Первый способ оплаты оказался более выгодным (к тому же можно было отдавать работникам не половину выработанной ими продукции, а меньше) — себестоимость фунта шелка составляла всего 31 копейку с четвертью.

За три месяца работы, таким образом, было получено четыре с четвертью батмана (59,5 фунта) шелка-сырца. Однако, как докладывал Левашов, казенно-армейское шелководство могло быть успешным только «при своих работниках и при чюжих тутовых садах», то есть при использовании труда покладистых мастеров (которым можно было платить «с умалением», что и практиковал генерал), доставшемся даром корме для шелкопряда и конфискованном имуществе. Скоро начались проблемы: «преестественные жары» привели к тому, что шелкопряды перестали есть засохшие листья, а других деревьев в распоряжении командующего не было. Поэтому, начав свой рапорт за здравие, Левашов закончил его за упокой: шелковый «завод» при сложившихся обстоятельствах «никако содержать невозможно, понеже не прибыток, но великой убыток приносит»^{750}. После этого известия о нем исчезают со страниц донесений.

Неудачей завершились и попытки заготовки шерсти для российских суконных «фабрик». Как известно, ни количество их продукции, ни ее качество не устраивали главного заказчика — казну, которой приходилось систематически делать крупные закупки сукна в Англии или Пруссии. В 1722 году Петр увез с собой из Дербента знающего секрет «мягчения шерсти и поташу» мастера-армянина Карапета Хачатурова; после соответствующих консультаций он за счет Кабинета был отправлен домой, но, кажется, его знания остались невостребованными. В бытность Матюшкина в 1724 году в Москве на коронации императрицы Екатерины Алексеевны он получил образцы качественной черной и белой шерсти с заданием «против оной приискивать» в подчиненных ему южных провинциях. Вместе с генералом в Дагестан направились два мастера «с суконной фабрики»; в Дербенте им удалось обнаружить удовлетворительный по качеству товар, но оказалось, что хотя нужная шерсть и имелась в условно российском владении — «в Кубачах», но «оттуда ее в привозе нет» и организовать систематические поставки невозможно^{751}.

В 1724 году Петр распорядился доставить ему партию «белой нефти»^{752}. Как «белая», так и «черная» нефть рассматривались в то время не только как горючее вещество для обогрева, приготовления пищи и освещения, но и как лекарство. В Лечебнике XVII века говорилось: «Белая же нефть отимет болесть… коя была от студености»; черная нефть, считалось, «кашель отнимет» и «колотие во чреве»^{753}. Прибывший из Гиляна в Баку Матюшкин в сентябре 1725-го отправил в Петербург 207 пудов «белой нефти» и подал более подробную, чем предыдущая, составленная двумя годами ранее, ведомость о нефтяных колодцах: были названы 89 «колодезей», которые способны были давать 4710 батманов нефти в сутки; самый большой источник у деревни Балаханы поставлял 1350 батманов; остальные — по 100—400. Четыре колодца считавшейся наиболее ценной «белой нефти» давали ее «помалу»^{754}. Однако командующий вынужден был признать, что не в состоянии контролировать соляные промыслы и нефтяные колодцы в 20 верстах от города. Хозяйничавший там Хаджи-Дауд издевательски просил передать генералу, что источники нефти «не во владении у русских», а бакинская администрация исчезла, потому ему приходится пользоваться ими «безденежно»; «а как де вы будите нефтью и солью владеть, то ни одной посуды нефти и соли безденежно брать не будем»^{755}.

Судя по выросшим в дальнейшем поступлениям от нефти в числе «бакинских доходов», так вскоре и случилось. В.В. Долгоруков в апреле 1727 года рапортовал, что у колодцев выставлено «охранение», а для того, чтобы qho присутствовало постоянно, в десяти верстах от Баку построена крепость с гарнизоном в 150 человек и тремя пушками^{756}. «Кроме доходов с уезду, сбираются немалыя деньги за нефть и за соль. Соль берется из нескольких Озеров близ Баки, в которых она через жары солнечные поспевает, а нефть черпается из колодезей, которые имеются полдни езды от Баки в каменистом месте, из которых колодезей некоторые черную и некоторую белую нефть выбивают», — писал в 1728 году Гербер.