Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Конфликт был исчерпан, тем более что в Астаре против турок выступили местные жители. Но ситуация оставалась опасной. Начавшееся было разграничение русских и турецких владений было прервано из-за крепости Денге, которая, как писал Румянцев, «досталась в нашу сторону», но вопрос не был решен окончательно по причине противодействия Сурхай-хана. Прибывший в октябре через турецкие владения гонец от Неплюева подьячий Федор Синюков рассказал Левашову, что турецкая ставка в Тебризе информирована о слабости российских войск в Гиляне. В распоряжении Абдуллы-паши находилось 12 тысяч янычар и семь тысяч конницы спаги[26], которых он готов был вести к морю, и султан одобрил намерение своего командующего. Эти сведения Синюков получил от принявшего ислам «немчина»-офицера турецкого войска в Тебризе^{873}. Официально же стороны оставались союзниками, и Левашов принимал присланного из Тебриза турецкого офицера Али-агу по восточному обычаю — с фруктами, «конфектами», кофе и кальяном (этот прием обошелся ему в 479 рублей тех самых, не предусмотренных никакими «окладами», расходов^{874}).

Переменчивые турецкие «конъектуры» были связаны с общим раскладом сил в Европе. Российская дипломатическая служба искала оптимального союзника в условиях существования в европейской политике сложившихся в 1724-1725 годах двух лагерей (Ганноверский союз Англии, Франции и Пруссии против Венского союза Австрии и Испании). Для России главной задачей будущего союза являлось получение международных гарантий сохранения ее владений в Прибалтике и содействие российской политике по отношению к Польше и Турции, в то время как Османская империя была главным стратегическим партнером Франции в борьбе с другой великой европейской державой — империей Габсбургов. Переговоры с Австрией и Францией велись российскими дипломатами параллельно: в 1725 году Б.И. Куракин старался в Париже договориться о союзе с Францией, а русский посол в Вене Л. Ланчинский беседовал с австрийскими министрами, при этом глава французской дипломатии граф Морвиль об этом знал. В свою очередь, австрийская сторона, по сведениям Ланчинского, вела свои переговоры с Англией и Францией, не ставя в известность Россию^{875}. В итоге французы отказались не только предоставлять помощь против Турции и «эквивалентное» возмещение голштинскому герцогу за потерянный Шлезвиг, но даже гарантировать признание присоединения Украины; в то же время они настаивали на российской гарантии соблюдения договоров Франции с другими европейскими странами^{876}.

В такой ситуации для России единственно возможным партнером в европейском «концерте» оставалась империя Габсбургов; противоречия между российскими министрами, о которых нередко сообщали дипломаты, ничего не могли изменить. Французский посол Жан Кампредон в ноябре 1725 года докладывал: именно австрийцы «одни только могут помочь ей (России. — И. К.) и в самом деле выполнить то, что с другой стороны обещается». Его коллега в Стамбуле как мог пугал турок русско-австрийским сближением (Неплюев был информирован о действиях французского дипломата и просил выделять на подкуп его переводчика тысячу левков в год^{877}). Однако в Петербурге выбор был сделан: в сентябре того же года русский посол в Вене Людвик Ланчинский получил полномочия на заключение договора, а разгоревшийся было дипломатический конфликт (в марте 1725 года венский двор отказался принять грамоту с императорским титулом Екатерины I, и официальная грамота о ее вступлении на престол с полным титулом так и осталась в делах посольства) был потушен принятием австрийской стороной «частного» письма от «вашего цесарского величества доброй сестры Екатерины»^{878}.

Итогом стало заключение в августе 1726 года русско-австрийского союзного договора, определявшего взаимные гарантии европейских границ, условия совместных действий против Турции и сохранение статус-кво государственного строя Речи Посполитой. В отечественной литературе целесообразность сделанного выбора не раз подвергалась сомнению, ведь он не смог сдержать турецкое наступление в Иране и вовлек Россию в участие в европейских конфликтах на стороне своего нового союзника^{879}. Союз на самом деле был небезупречен, но политика, как известно, есть искусство возможного. Однако применительно к ситуации в Закавказье «дружба» с Австрией дивидендов России не принесла: расчет на «воздержание» турок от активных действий в Иране не оправдался.

Теперь надо было найти более или менее надежного союзника на Востоке, тем более что удача отвернулась от турок. Возвратившиеся шпионы в сентябре-ноябре 1726 года докладывали Левашову о выступлении Эшрефа из Исфахана с четырьмя тысячами персидской и армянской пехоты и десятью тысячами афганской конницы и о «битых» и раненых турецких воинах, стекавшихся в Тебриз (в тяжелых боях под Хамаданом турки терпели поражения)^{880}.