Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Тем не менее российские министры уже стремились не к осложнениям отношений на Кавказе с турками, а к достижению формального соглашения с шахом. Вместе с новым командующим В.В. Долгоруковым в Гилян уговаривать упрямого Тахмаспа прибыл бывший царь Вахтанг. Данная ему инструкция предусматривала прямой укор в адрес шаха: Петр I ради сохранения Иранского государства заключил в 1723 году договор, по которому к России отошли прикаспийские провинции, необходимые для коммуникации с Грузией и другими христианскими народами, а признанный Россией иранский монарх отказался от его ратификации, с «руганием» отослал от себя русского резидента и «везде неприятельски поступал» против русских войск. В таких условиях император не мог помочь Тахмаспу. Турки же, пользуясь случаем, приступили к новым завоеваниям и намеревались овладеть Ираном. Но и тогда царь Петр не согласился на турецкие предложения о разделе Ирана. Поскольку Тахмасп враждовал с Россией, царь вынужден был заключить договор с султаном для «содержания персидского государства» и позаботился о Тахмаспе, включив в трактат условие о возвращении его общими силами на шахский престол при условии признания им русско-турецкого договора.

Вахтанг, как и Аврамов, должен был разъяснить Тахмаспу, что принять унизительный трактат в его же интересах: «1) чтоб тем де турков от дальнейших прогрессов удержать; 2) И он бы, шах, время получил склонных к себе народов собрать, Ешрефа опровергнуть, и тако по малу к возвращению прочего себе путь предуготовить». «Оному принцу» (царю Вахтангу) разрешалось в виде «пряника» ««шаху надежду учинить против заплаты некоторой суммы денег или иным образом (и безденежно) к некоторому уступлению из наших провинций, или смотря по случаям и действительно нечто, например, сперва Мезандрон, Астрабат уступить. Гилянь шаху уступить, а, не описываясь, войск не отводить, а суды б тамо иметь в готовности»^{881}. В случае же отказа шаха принять предложения России надлежало объявить, что Екатерина признает его противником и совместно с Турцией, согласно договору 1724 года, утвердит в Иране другого государя. Кроме того, царю предстояла еще одна нелегкая задача: «…содержать как християн, армян, грузинцев и прочих доброжелательных народов, так и самих персиян на нашей стороне, обнадеживая их нашею помощию».

21 апреля 1726 года императрица подписала грамоту Вахтангу VI, а также инструкцию и «секретные пункты» В.В. Долгорукову. Документы, адресованные командующему, в отличие от тех, что были выданы грузинскому «принцу», ставили перед Долгоруковым ясную цель:«…помалу искать из персицких дел выйти… на таком основании… ежели какое надежное правительство в Персии восстановлено быть может, чтоб турки не могли при Каспийском море и в соседстве от Российской империи в тех странах утвердиться». Вопрос об освобождении христианских народов Закавказья в них не поднимался; можно было только (если бы при заключении договора с Тахмаспом территория Армении признавалась подвластной Турции) предусмотреть пункт о переселении армян в Мазандеран, Астрабад и Гилян, и то при согласии турок.

Принимать советы картлийского царя командующему следовало, «когда оной… во всем с интересами ея императорского величества сходно поступать станет, а ежели б он иногда что учинить предвосприять похотел, еже б с теми интересами не сходно было, то надлежит ему… генералу оного пристойным образом от того удержать, и для того на все его, царя, поступки искусно смотреть и приличными представлениями его к тому привесть, дабы он один без совету и согласия с ним, генералом, ничего не учинил и не предвоспринял»; но обращаться с ним «со всякою учтивостию и повелеть отдавать ему везде пристойное почтение, дабы он причин к какому озлоблению не имел»^{882}.

Пока Долгоруков, путешествуя верхом «калмыцким манером», наводил порядок и принимал в подданство «ханов и салтанов», подал о себе весть и шах Тахмасп. Сначала объявился его посланец — Хулеф Мирза Мухаммед Кафи, который прибыл в Решт в марте 1726 года и потребовал отпустить к шахскому двору бывшего посла Измаил-бека. Последний возвращаться «к целованию стоп» повелителя категорически не желал («…ибо живу быть мне не можно») и в беседе с генералом Левашовым настаивал: пусть сначала шах ратифицирует привезенный им договор — «тогда умереть уже не отрекуся»^{883}.

Беседы ни к чему не привели. Матюшкин «усмотрел из вышереченных от корчи баши писем, також и из шаховых указов, пишут пустые отповеди»: «Хотя оные уже сами себя видят в конечном падении, но непреодолимая их гордость и состояние ни до какого порядку не допущает. И присылка и приезд помянутого Мирза Кафия токмо чтоб как возможно выманить посла Исмаил бека и живота лишить и данные ему в посольство указы и протчие письма обобрать и от всего отперетца». Левашов же не только сообщил Макарову, но и осмелился довести до Коллегии иностранных дел свои опасения: хотя бунта и нет, но «развраты и суеверные обнадеживании приближением своим карчи баши чинит»^{884}.