Подробно рассмотревший этот вопрос Г.Г. Пайчадзе объяснил неудачный исход переговоров «натянутыми отношениями» Вахтанга VI и Левашова, который «был противником каких-либо территориальных уступок Тахмаспу», «проявлял излишнюю подозрительность» и «с недоверием относился к деятельности Вахтанга VI и вообще грузин»{886}
. Похоже, что так оно и было: Верховный тайный совет поначалу вообще не собирался предоставлять Вахтангу полномочий на переговорах, поскольку он «первее всего пожелает получить себе Грузию»{887}. Инструкция Долгорукову не предусматривала защиту интересов грузинского государя (который в беседах с шахскими дипломатами ставил вопрос об освобождении Грузии от турок и возвращении ему картлийского престола) и санкционировала только те действия Вахтанга, которые совпадали с «интересами ея императорского величества». Левашов вскрывал почту Вахтанга, а Семен Аврамов подозревал людей царя в сокрытии от него информации.Но этот же исследователь указал и на более существенные причины дипломатической неудачи — изменение политического курса российского правительства. Потерпевшие поражение турки начали переговоры с Эшрефом, и перспектива турецко-афганского альянса казалась в Москве реальной угрозой, противовесом которой не мог служить союз с бессильным шахом. Еще в январе 1727 года П.А. Толстой предложил «учинить сношение с Ешрефом». 20 февраля Верховный тайный совет известил Долгорукова, что в Европе может начаться война «против цесаря и Гишпании, против нас или всех вдруг», и поручил ему «персицкую войну как наискорее возможно к надежному и безопасному окончанию привесть». Для этого следовало не допустить «примирения» и союза турок с Эшрефом и предложить последнему начать переговоры. В этих условиях дальнейшие отношения с безвластным шахом Тахмаспом казались излишними, и генералу давалось право в случае необходимости прервать их: «…что до Тахмаспа принадлежит, то мало по слабому его состоянию о том уважать надлежит».
2 июня Верховный тайный совет, рассмотрев письма Вахтанга VI, остался при прежнем мнении — не счел целесообразным поддерживать Тахмаспа. В случае, если бы шах стал требовать помощи в борьбе с Эшрефом, следовало заявить, что «…потребно также прежде с турками снестися и оных к тому привесть, дабы они трактат, имеющий с Россиею, с ним, шахом, такоже утвердили, чтоб таким образом вспоможение ему, шаху, как с российской, так и с турецкой стороны обще и в одно время сильно и в лутчей пользе его, шаха, учинено быть могло»{888}
.9 августа 1727 года министры постановили: 1) «склонить» Эшрефа к миру и не допустить его возможного примирения с турками; 2) ввести войска «в даль Персии» для давления на афганского вождя и «обнадежить» в очередной раз армян Карабаха, поскольку «вскоре случай придет нам им сильно вспомогать и обще с ними действовать»{889}
. При этом начинать войну с Турцией Россия не собиралась, и «верховники» еще в феврале 1727 года разъяснили Долгорукову: «…хотя мы с цесарем союз заключили и цесарь нам против всех и, следовательно, и против турок помогать обязался, однакож только в таком случае, когда турки первые нападатели на нас, а не мы на турков будем, и потому ежели мы, согласясь с армянами в Персии против турок какое пред восприятие учиним и оттого между нами и Портою до явного разрыву дойдет, то цесарь нам вспомогать не должен»{890}.Лишним на политической сцене оказался не только шах, но и сам царь Вахтанг. Неплюев в июле 1727 года сообщил, что турки просили убрать картлийского правителя из приграничных территорий{891}
. Уже 16 августа Совет решил отозвать его из Гиляна в Астрахань — формально по причине «морового поветрия»{892}. Его попытка установления самостоятельных отношений с султаном как формальным союзником России была вежливо отклонена в Москве. Вахтангу сначала предложили действовать только через Неплюева, а затем министры сочли его миссию в Иране законченной и указали ехать в Астрахань. Отправившегося морем из Астрабада в Астару царя изрядно испугала непогода. «Корма у судна стала худа, а от великого штурма водяной вал чрез судно лило; к тому ж и дожжик, и от того провиант пропал, а которой шхербот с нами поехал, и от того штурму занесло неведомо куды», — описал Вахтанг свое морское путешествие в письме командующему{893}. Но на этом его злоключения не закончились: бывшего царя сначала задержали в карантине, а потом оставили на жительстве в Царицыне. Когда же в 1730 году Вахтангу наконец разрешили прибыть ко двору, то здесь его ждал отказ и в получении военной помощи, и в разрешении вернуться в Грузию{894}.