Эшреф признал российскими прикаспийские провинции, за исключением Мазандерана и Астрабада, которые Россия «к Персии оставлять соизволит, но под таковым крепким обязательным договором, дабы оные провинции ни в какие другие державы ни под каким образом отданы бы не были». Третья статья договора подробно фиксировала границу в Гиляне, шестая и седьмая определяли порядок решения пограничных конфликтов и взаимную выдачу беглых, а восьмая предусматривала свободу «коммерции» в Иране для купцов обоих государств: «жительство, свободной торг и переезд», в том числе и транзит{908}
. «Размен» трактатами состоялся 13 февраля 1729 года, и Левашов немедленно «заступил» войсками отходившую к России Кутумскую «провинцию» и оставил гарнизон в Кутуме. Договор оказался полезным — но недолговечным.Приключения при шахском дворе
Предсказания Левашова оказались верными: уже через несколько месяцев он сообщал в Москву, что афганцы «ослабевать начинают». Войска шаха Тахмаспа освободили Тегеран и захватили Казвин, афганский гарнизон которого был заперт в цитадели; главным же героем этих побед генерал назвал шахского полководца Тахмасп Кули-хана{909}
, вскоре ставшего владыкой Ирана[27].В то время владения Тахмаспа ограничивались провинцией Мазандеран, да и здесь его власть не была устойчивой. При кочевавшем из города в город дворе за влияние на капризного и слабовольного «принца» боролись представители различных группировок. Сначала удача улыбнулась правителю Астрабада Фетх Али-хану Каджару. В выборе способов снискать расположение Тахмаспа он был не слишком щепетилен — в мае 1726 года просто разгромил войска шаха, так что тот вынужден был просить помощи у кочевников-«туркменцов»; тогда Фетх Али-хан явился с повинной, отговорил шаха от борьбы — и в награду за видимую покорность получил реальную власть. «Аудиенцию имел мая 29 дня, — сообщил Аврамов в письме от 1 июня 1726 года из Астрабада, — шаха видел как пленника, грамоты из рук у меня вырвали и положили подле шаха, говорить мне много не допустили». Астрабадский губернатор был назначен правителем государства: «Июля 3 дня (1726 года. —
Новый векиль вместе с шахом и находившимся при нем Аврамове двинулся покорять соседний Хорасан, где воевали друг с другом владетель Туна Мелик-Махмуд и Надир. Последний был разбит Мелик-Махмудом, бежал и в конце концов примкнул со своим пятитысячным отрядом к Мухаммед-хану, назначенному губернатором Хорасана. Довольный шах ему «ранг переменил» и назвал Тахмасп Кули-ханом — «рабом Тахмаспа». Объединив силы, Фетх Али-хан и Надир выступили против Мелик-Махмуда, владевшего Мешхедом, и осенью того же года осадили город. Надир быстро разобрался в том, кто являлся его главным соперником, и перед шахом уличил его в переписке с Мелик-Махмудом. «…приказал ево шах Тахмас Кулы-хану взять под караул; потом фаворитов ево взял под караул и пожитки отписали… того ж числа в вечеру Фатали хану голову отрубили», — поведал об этом перевороте Семен Аврамов.
Вскоре с помощью измены Надир овладел священным городом шиитов Мешхедом и казнил Мелик-Махмуда. В качестве шахского военачальника-корчибаши он успешно подавлял восстания курдов и туркмен, подчинил Астрабад и Мазандеран.
В это же время постоянно находившийся при шахе Аврамов пытался убедить его в необходимости подписать договор с Россией и находиться с ней в дружбе. Однако последний представитель славной династии, исполненный сознания собственного величия, на деле являлся игрушкой в руках окружавших его вельмож и больше всего интересовался не самыми достойными его положения развлечениями. Аврамов поведал, как во время осады Мешхеда «потребовал шах у грузинца князя Усейн Кули-бека чихирю, который сказал, что чихирю не имеетца. Шах приказал сыскать, и помянутой князь сказал: имеетца де чихирь у российского посланника, да не дает. И за то шах, осердяся, послал, чтобы мою голову принести. Потом сам с грузинцами пришел и велел россиян всех рубить и грабить, которых гренадеров саблями порубили. Потом прибежал куллар-агасы, шаху в ноги, и доносил: что ваше величество изволите делать? Шах ему говорить не велел, — знаю де, что хочешь говорить, я де пришел посла к себе звать; и потом меня вытащили из палатки босова и в одной рубашке».