Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Демарш командующего, очевидно, был в столице услышан, и его инструкция Левашову при отъезде требовала ни в коем случае не уступать Баку, не рвать отношений с Тахмаспом и внимательно следить за турецкими действиями. В апреле 1728 года Левашов докладывал императору о прибытии от Сайдал-хана посланника, юзбаши Ахмед-бека, который потребовал уступки Астрабада и Мазандерана, где русских войск никогда не было. Генерал счел предложение умеренным и уже сам предложил начальству вывести вверенные ему войска из гиблого Гиляна в Астару и возложить управление в Реште на избранных «из здешних народов с присягою и с аманатами управителей»^{902}.

О том же, но более подробно генерал написал в Коллегию иностранных дел — рассказывал о переговорах с афганскими представителями, убеждал начальство: «Содержание поморских оставших провинцей неудобь сносное дело, а особливо Гилянь, гроб людской», — и опять предлагал вывести оттуда войска в Астару, «понеже там воздух здоровой». Он не осмелился выступить против предписанного ему очередным указом (от 30 марта 1728 года) заключения мира с Эшрефом, но считал, что войска завоевателей находятся «в слабости», и дал сбывшийся вскоре прогноз: «…уповаю и во авганцах не весьма замедленному быть падению, а Тахмасибу притом усилитца признаваю». Такой вывод был не случаен: начав войну, афганцы и турки оставили в покое шаха Тахмаспа, а захвативший исфаханский престол Эшреф рассорился с владевшим Кандагаром братом убитого им Махмуда Хусейном и тем самым лишил себя подкреплений из Афганистана.

Левашов считал ситуацию выгодной для России, поскольку она давала надежду официально передать шаху Гилян и таким образом «назазорным и непоносительным образом от оных провинцей избавитца»^{903}. Упорный генерал еще раз повторил свои аргументы в доношениях, отправленных 25 мая в Верховный тайный совет и Коллегию иностранных дел. Он доложил о подготовке договора, но вновь высказал свое «слабое мнение» о ненадежности мира: «Авганская сторона ныне слаба и Персиею всею ненавидима»; Эшреф и его люди не только не имеют «кредита» у населения, но и не поддерживаются турками. Заключая мир «по указу», Левашов уже по свой инициативе старался установить отношения с Тахмаспом, для чего приютил в Реште каким-то образом освободившегося из афганского плена бывшего эхтима-девлета Мирзу Абдул Керима, а после отправил его к шаху^{904}.

Апрельские письма Левашова были получены в Москве только в июне. К тому времени генерал выполнил данное ему указание — сочинил «трактат» с афганцами и отправил его текст на утверждение в Казвин и Исфахан с капитаном Белавиным и своим переводчиком Муртазой Тевкелевым; его люди заодно должны были разведать, много ли сил у Эшрефа и находится ли у него «в послушании» Кандагар^{905}. Параллельно Левашов продолжал «пересылки» с шахом и так любезно «трактовал» его посланцев, что «пристойными способами» изъял у них письма людей из окружения Тахмаспа туркам. В Москве его позицию одобрили и указали, что «за уступление какой провинции тамошней отдаленной не стоим, хотя б оное учинилось Эшрефу или Тахмасибу, только б оные достались такому владетелю, который совершенно может оные содержать, чтоб туркам каким случаем в руки не пришли».

Министры оценили службу своего генерала и положились на его «благоразсуждение»: в августе 1728 года Левашов получил орден Александра Невского и полномочия на ратификацию договора. С последним, однако, пришлось подождать: со «степнозверским авганским варварским непостоянством» советники Эшрефа стали исправлять статьи договора «по своим надобностям» и требовали себе Гилян, который уступать было никак нельзя — Левашов был уверен, что афганцы его «потеряют»^{906}. Тот же Гилян — или хотя бы его часть — Лагиджан — просили отдать и прибывшие в Решт послы Тахмаспа. В доставленном ими велеречивом письме шах сообщал, что прочие отошедшие по договору 1723 года владения «вашими признаваем», но взамен требовал немедленной помощи для освобождения Исфахана. Левашов выслушал послов, узнал о новых поражениях войск Тахмаспа от афганцев — и решил, что шах еще не «созрел» для подписания соглашения: «Оную сторону ко истинному союзу не блиску вижу»^{907}.

В ноябре 1728 года русские посланцы вернулись в Решт с афганскими представителями Мирзой Исмаилом и Умар-салтаном. После недолгих переговоров «в Гиляни над войски российскими главный командир и при море Каспийском в Даримарсе над провинциями верховный правитель благородный и превосходительный господин генерал-лейтенант и ордена Святого Александра кавалер Василий Левашов с стороны многосчастливого Испаганью и землями обладателя и прочая, и прочая, и прочая, высоковерный и высокопочтенный наместник над войски сапасалар Мугамет Сайдал-хан и беглербеги и почтеннейшие благородные Мустеф Фиель Хаси Мирза Мухамет Измаил, да Омар-султан, да Хаджи-Ибрагим, между высокими дворами и государствами, землями, подданными, купно предвосприняв к полезному делу истинный, безопасный, постоянный и вечно пребывающий дружеский трактат учинили».