Другим способом повышения офицерского «куража» Долгоруков считал производство отличившихся на службе. В 1727 году он не раз в своих доношениях подчеркивал «ревность» и способности генерал-майоров Румянцева и Левашова. После смерти фон Лукея Долгоруков настоял на назначении командиром Дагестанского полка подполковника Ильи фон Феникбира, а на место ушедшего в отставку полковника Гирканского полка А. Маслова — подполковника Михаила Барятинского, зарекомендовавших себя «в партиях, акциях и в походах». Он же представил к повышению в бригадиры служившего на Кавказе с 1722 года полковника Рязанского драгунского полка Леонтия Соймонова, который, «как до прибытия моего в Персию, так и при мне, во исправлении своего чина весьма себя искусным и к пользе вашего величества интереса ревнительным показал»{451}
. Такой протекции удостаивались далеко не все: герой сражений с горцами в январе 1725 года прапорщик Архангелогородского драгунского полка Федор Исаев писал самому Макарову в Кабинет, чтобы получить повышение, — и в том же году был пожалован в капитаны{452}. Кроме того, он сумел получить разрешение на определение своих детей в гвардию{453}.Однако в состав корпуса попадали не только заслуженные боевые офицеры, но и те, чья карьера в столице не задалась. В 1728 году в Иран поехал бывший обер-комендант Петербурга Юрий Фаминцын, потерявший место после «падения» своего «патрона» — Меншикова; в 1731-м он безуспешно просил о переводе и в том же году умер в Астаре{454}
. В 1729 году был удален от слишком тесной близости с цесаревной Елизаветой камергер ее двора красавец Александр Бутурлин — в армию на Украину, а затем в Низовой корпус; Румянцев ему поначалу не доверял и желал «опробовать» в деле. Оставленный в Дербенте Бутурлин жаловался на «неисцельные» хвори; в 1732 году комиссия во главе с комендантом полковником М. Барятинским его освидетельствовала и признала наличие гнойной раны («фемеры») на ноге, припадков «ипохондрии» с жаром, рвотой и кашлем с кровью, но, несмотря на это, молодой генерал отбыл с Кавказа только в декабре следующего года{455}.Туда же «в разные чины» военные суды отправляли преступников, подобно разжалованному «в профосы вечно» за растрату «комиссару» Афанасию Худеяровскому. На запрос Сената Адмиралтейств-коллегия представила список из шести десятков отосланных с 1725 года «для обращения в персицкие полки» проштрафившихся служивых; туда попадали на срок от пяти до десяти лет за побеги, кражи «казенных мяс» и другого имущества, «блуд» и насилие, безудержное пьянство. К примеру, на Кавказ отправился искупать грехи прогулявший казенный мундир и «не унявшийся» и после этого этом канонир Степан Сипов{456}
. Военная коллегия в июне 1726 года согласилась с мнением командующего Низовым корпусом, что совершивших здесь преступления солдат и офицеров следует не отправлять на каторгу в Россию, а оставлять в Гиляне, где всегда «в работных людях имеетца нужда»{457}.Наконец, в ведении князя находились моряки Астраханского адмиралтейства («конторы над портом»), основанного Петром I в 1722 году. В его состав входили «адмиралтейское строение» в самом городе, пристань с земляной крепостцой и провиантскими магазинами на выходе в море у острова Четырех Бугров (после шторма 1726 года она была перенесена на остров Седлистый). Строились новые суда (гекботы, галиоты, эверсы, шнявы, шхерботы) в Нижнем Новгороде и Казани; в Астрахани они ремонтировались и оттуда выходили в море, доставляя пополнения и провиант гарнизонам Низового корпуса. Команда флотилии в 1725 году состояла из 1050 моряков и портовых мастеровых. До 1726 года ее возглавлял голландец капитан Карл фон Верден, затем — контр-адмирал (шаутбенахт) Иван Сенявин, а после его смерти в 1727-м — капитан-командоры Захар Мишуков и Федор Кошелев (с 1730 года){458}
.