«В Персии он стал обучаться по-персидски и в скором времени не только объяснялся свободно на сем языке, но и понимал персидских авторов. Поведением своим и характером он снискал себе уважение целой английской миссии в Таврисе и приобрел особую благосклонность наследника престола, принца Аббаса-Мирзы, который истинно любил Грибоедова и находил удовольствие в его беседе. Все отличнейшие сановники персидские также уважали Грибоедова…»
Впоследствии, по словам того же мемуариста, Грибоедов не только способствовал заключению мирного договора с Персией, но и был тем, кто преподнес трактат о мире русскому императору, получив «чин статского советника, орден Св. Анны 2-й степени с алмазами, медаль за Персидскую войну и 4.000 червонных. В апреле сего же 1828 г. мудрый монарх наш благоволил назначить его полномочным министром при дворе персидском».
Граф Иван Симонич, преемник Грибоедова в качестве русского полномочного министра при персидском дворе, в очерке «Убийство русского посланника» свидетельствовал, что решение разместить в посольстве беглого придворного евнуха Мирзу Якуба было весьма опрометчивым: «Но спросят, может быть, мог ли министр русский нарушить свой долг, отказывая в убежище подданному своего государя? Разумеется, нет, ежели б человек этот пришел внезапно, желая самопроизвольно стать под его покровительство; но тут ведь были предварительные интриги, переговоры… Грибоедов имел время сообразить, какое унижение он готовил шаху, ободряя предприятия этого человека… Он должен был бы предложить евнуху Мирзе Якубу отложить на некоторое время свое предположение побега, тем более что неизвестно, имел ли он право считаться в числе русских подданных…»
Дезертиры
Проблема пленных, равно как и беглецов-дезертиров, носила застарелый характер. Как писал в воспоминаниях русский офицер капитан Лев Альбранд, командированный в Персию, в частности, и для решения этой проблемы, дезертиры искали убежища в Персии на протяжении нескольких десятков лет подряд. Причем небезуспешно. «Принц Абас-мирза сформировал из них батальон, который в 1829 году состоял из 1400 человек. После холеры в 1880 году и в особенности после смерти Абас-мирзы численность батальона значительно уменьшилась; но еще в 1838 году, когда я прибыл в Тегеран, в нем считалось до 500 человек. Легкая служба, хорошее содержание увлекали наших солдат в Персию. Многие подвиги храбрости в делах против Туркменцев и Авганцев приобрели им большое уважение в Персии. Батальон пользовался славой, которая делала его грозным в глазах Персиан и их врагов на Востоке. Он носил название Гренадерского (Багадерон) и у Фет-Али-шаха и его преемника, Магомета, содержал Дворцовый караул».
Именно эти части оказались опорой Мухаммед-шаха в его противостоянии с Зели-султаном. Но поскольку такая ситуация, по мнению российских властей, дурно влияла на некоторые пограничные части, то император Николай I потребовал дезертиров вернуть. Хотя при этом сам объявил им прощение. С этой миссией и был отправлен в Персию капитан Альбранд. «Генеральный консул Кодинец, опасаясь чтобы дезертиры, узнав прежде времени требование о выдаче их, не разбежались, предъявил шахские дестхаты лишь по моем прибытии. В этих дестхатах было сказано: отдать нам только тех дезертиров и жен их (между дезертирами нашими было более 260 человек, женатых на Армянках, несторианках, Персианках и Туркменках), которые пожелают идти в Россию, отнюдь не употребляя насилия; а детей их, как персидских подданных, не отдавать». Но, как вскоре выяснили представители русской миссии, ни сам правитель не стремился возвращать беглецов, ни они сами, невзирая на государево прощение, не желали покидать своих близких. «Я расспрашивал дезертиров, поступивших в мое ведение, почему они упорствовали возвратиться в Россию. Они объясняли, что не столько выгоды, которые предлагали им Персиане, не столько страх вновь служить в России, их колебали, сколько горе расстаться с семействами, которые они должны покинуть в Персии…» (Текст воспроизведен по изданию: Командировка капитана Альбранта в Персию в 1838 году, рассказанная им самим // Русский вестник, № 3. 1867). Лев Львович Альбранд проявил во время исполнения этой миссии немалые дипломатические способности, сумев поладить как с самими «возвращенцами», так и с персидской стороной. По завершении командировки он в знак признания заслуг был сразу произведен в звание полковника.