«Могучее государство его величества шахиншаха Ирана глубоко потрясено одной мыслью о том, что рукой интриги и провокации горсть злоумышленников может разрушить мирные отношения и союз, восстановленный с великим русским царем…»
Ответ русского императора история сохранила в максимально лаконичной форме: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». Хотя на самом деле переводчик Шанбург произнес от имени Николая I речь, не менее торжественную и прочувствованную: «Его императорское величество, мой великий государь, уполномочил меня заверить вас, великого набоба, в том, что горестное соболезнование, выраженное вами от имени вашего падишаха, было принято с верой, заключившей в себе полную удовлетворенность. Его величество бесконечно огорчен событием, возникшим по воле злоумышленников, желающих снова поссорить два соседних государства… Великий набоб, сообщив его величеству шаху о наших намерениях, пусть заверит его в воле императорского величества сохранить мир и укрепить дружбу и добрососедские отношения, которые были в высшей степени достигнуты Туркманчайским договором».
Среди даров, преподнесенных тогда персидским принцем, кроме уже упоминавшегося алмаза «Шах», были драгоценные украшения для императрицы и великих княжон, сабля для цесаревича Александра, уникальные старинные манускрипты и великолепные ковры. Ответные российские дары для шаха включали 12 новейших пушек. Вдобавок император Николай I уменьшил сумму контрибуции, предусмотренной Туркманчайским мирным договором, на 2 миллиона рублей (то есть на 1 курур – 500 тысяч туманов), а срок выплаты оставшихся 2 миллионов рублей увеличил на 5 лет.
Во время своего визита в Россию принц часто бывал в обществе, посещал театры. Известный актер и драматург Петр Каратыгин вспоминал: «Хозров-Мирза был юноша лет шестнадцати или семнадцати, очень красивый собою; он сделал большой эффект в петербургских обществах; особенно дамы были от него в восхищении и не давали ему проходу на гуляниях».
«В продолжение двух дней в качестве чрезвычайного посла он принимал всех, кто имеет на это право. Он первым разослал свои визитные карточки послам. На Елагином острове мы видели его гарцующим на коне, и это ему очень к лицу. В театре, где в его честь дали концерт, он заинтересованно, с удовольствием слушал музыку».
Графиня Долли Фикельмон, хозяйка знаменитого литературного салона, так описывала высокородного персидского гостя: «У него прелестнейшее лицо, точно у персонажа из арабской сказки или поэмы, роста он небольшого, но довольно гибкий, с грациозными движениями. Очень красивая голова, бархатные глаза, мягкий, меланхоличный взгляд, очаровательная улыбка, изящная и одухотворенная физиономия. На голове небольшая черная шапочка, и он носит шальвары. Свита у него довольно многочисленная. Среди них встречаются красивые лица, серьезные, разумные, но у всех немного дикие глаза. В продолжение двух дней в качестве чрезвычайного посла он принимал всех, кто имеет на это право. Он первым разослал свои визитные карточки послам. На Елагином острове мы видели его гарцующим на коне, и это ему очень к лицу. В театре, где в его честь дали концерт, он заинтересованно, с удовольствием слушал музыку».
Визит принца был настолько заметным событием, что он дважды упоминается в произведениях Николая Гоголя, прежде всего в повести «Нос», где говорится: «Потом пронесся слух, что не на Невском проспекте, а в Таврическом саду прогуливается нос майора Ковалева, что будто бы он давно уже там; что когда еще проживал там Хозрев-Мирза, то очень удивлялся этой странной игре природы».
Наблюдения барона Корфа