Персики для месье кюре

— Ну вот, — Алиса пожала плечами. — Моя сестра просто с ума по нему сходила. А ведь такие скандалы родителям устраивала, пока с ним не познакомилась! Твердила, что замуж не хочет, что они не имеют права ее принуждать. Даже из дому хотела сбежать. А потом увидела его — и все. С тех пор она только о нем и говорила. А все наши бывшие подружки — Айша Бузана, Джалила Эль Марди, Рана Джаннат — тут же сами принялись строить Кариму глазки и сплетничать у Сони за спиной; твердили, что она недостаточно серьезна, что она не настоящая мусульманка. Они доказывали это тем, что мы с ней когда-то играли с мальчишками в футбол на деревенской площади. Из-за подобных сплетен мать страшно нервничала — представляете, какой был бы скандал, если бы Кариму все это стало известно! Но ему, похоже, на слухи было наплевать. Он со всеми тут же подружился. Помог Саиду привести в порядок спортзал, и все молодые мужчины сразу начали туда ходить. Теперь этот зал у них вроде мужского клуба; они там с друзьями встречаются. Но потом приехала она…

— Инес, — уточнила я.

Алиса кивнула.

— Значит, она приехала не вместе с Каримом?

Алиса покачала головой.

— Нет, она приехала вроде бы специально на свадьбу. Как его единственная родственница. И он так ее любит, так о ней заботится… — Она с отвращением фыркнула. — Все время ходит только в никабе. Даже дома! Даже в присутствии моего отца. Притворяется страшно добродетельной, а в глазах у нее одна злоба! Это-то вы, наверно, заметили?

Когда-то я бы, наверное, сказала, что не верю в зло. Но теперь я стала умнее.

Я думала об Инес Беншарки; о том, как презрительно она смотрела на меня своими миндалевидными темными глазами; о том, как старательно она пыталась скрыть цвета своей ауры. Неужели скорпион злобен только потому, что у него нет выбора и ему остается только жалить свои жертвы? Я сама была виновата в том, что наше с Инес первое свидание прошло так неудачно. Сама позволила ей загнать меня в тупик. Сама вломилась к ней с самыми добрыми намерениями, наивная дура. Короче, вела себя по-любительски. Ничего, в следующий раз все будет иначе.

— Я не думаю, что в ней так уж много злобы, — сказала я.

Алиса пожала плечами.

— Вы ее просто не знаете! Когда она руководила этой школой, все девчонки ее боялись. Она никогда не улыбается, никогда не смеется, никогда не снимает свой никаб. Это из-за нее теперь столько девочек его носит. А еще, конечно, из-за того, что Карим вечно повторяет: женщина в никабе выглядит королевой…

— Он, похоже, очень предан Инес, — сказала я.

Алиса поморщилась:

— Вот уж точно, предан. Она — единственная женщина, которую он действительно любит. Не знаю, правда, что он в ней такого нашел. Возможно, она очень красива. А может, она просто ведьма, амаар. Я знаю только, что никакая она ему не сестра.

— Почему ты так в этом уверена? — спросила я.

— Потому что знаю. Потому что вижу, как он на нее смотрит. Точнее, не смотрит. Когда она рядом, он сразу совсем другим становится. И все становятся другими. Она словно та капля горечи, которая способна изменить вкус чего угодно.

— А Захре Аль-Джерба она нравится, — сказала я.

— Да Захра хочет стать такой, как она! Стать ею. — В голосе Алисы отчетливо слышалось презрение. — Она ведь никогда такой не была: никаких разговоров о политике не вела, никаб не носила. А теперь подражает Инес буквально во всем. Говорит, что мы должны потребовать возвращения того, что принадлежит нам по закону. Она так ведет себя, чтобы произвести впечатление на Карима, только напрасно, он ее вряд ли когда-нибудь заметит.

— Расскажи мне о Кариме, — попросила я.

Алиса вздохнула.

— Я что-то замерзла, — сказала она. — Может, мы лучше домой пойдем?

— Конечно, давай пойдем домой. Поговорить можно и по дороге.

Как и многие другие жертвы, она во всем винила только себя. Была уверена, что, должно быть, как-то сама его спровоцировала. Возможно, тем, что носила европейское платье, к которому он не привык. Вот если б она носила никаб или хотя бы покрывала голову хиджабом, то, возможно, ничего бы и не случилось. Но Алиса была слишком молода и наивна, она привыкла к обычной жизни французского городка, привыкла играть с мальчишками в футбол на площади, слушать современную музыку, смотреть телевизор. Она и сама не заметила, как это случилось. А когда заметила, было уже слишком поздно; zina, грех, уже стоял рядом с ними обоими.

— Сперва мы друг к другу даже не прикасались, — рассказывала она, — только иногда разговаривали наедине. Но я уже тогда понимала, что этого делать не следует. Карим хотел мне помочь. Он пытался молиться вместе со мной; но я во время молитвы думала только о нем — о его прекрасном лице, о его легкой походке, о его губах, нежных, как персик…