Персона нон грата

Приободренный дерзкими словами, Вениамин Алексеевич подхватил даму под руку и зашагал с нею в бар, в котором раньше губила время веселая местная молодежь, а после указа от 1 июня собирались одни только передовики производства, отличники боевой и политической подготовки, а также именные стипендиаты технических институтов. В зале было полутемно. Тихо играли Саймона. Тихие посетители тихо тянули из трубочек безалкогольный коктейль. Все располагало к невинности и возвышенным мыслям.

Ученый заказал курицу, поджаренную на гриле, кофе, коктейль и пирожные. Курица была мягкой. Хельга облизывала сальные пальчики, громко смеялась, явно кокетничала со своим спутником.

— Расскажите мне о себе, — попросил Вениамин Алексеевич.

Промокая губы салфеткой, женщина закатила глаза:

— О-о. рассказывать о себе — это гиблое дело. Стану говорить об удачах, получится — хвастаюсь. Если же о несчастьях — вроде на сострадание набиваюсь. Никому не приятно — ни мне, ни вам.

— Нет, ну, а все ж таки? Мне хотелось бы знать — кто вы, что вы, откуда?..

— Зачем? Странные русские: пункты анкеты для вас важнее того, что видят глаза и чувствует сердце… Впрочем, и мы порой страдаем от бюрократов… Ну, ладно. Мой папа — специалист сельского хозяйства.

Мама — специалист хозяйства домашнего. Они живут в своем домике на берегу тихой речки. Папа выращивает левкои. Мама все думает: как там живет в Москве славная девочка Хельгочка? И скоро ли вернется обратно? Что еще вы хотите знать, Эркюль Пуаро на общественных началах? Я закончила высшее учебное заведение, была замужем, встретила вас — а вы мне помогли нести мусор. Вот и вся биография.

Гений биохимии задумчиво мешал черный кофе:

— У меня еще проще: работа, работа, работа… Для чего, если разобраться?

— Ну, наверное, для прогресса. — Хельга прикурила от спички. — Или же для известности. Вы хотите стать знаменитым, профессор?

— Не знаю. Теперь не хочу. Домика хочу — на берегу тихой речки. Цветы, жену. Больше ничего.

— Вы устали. — Она провела рукой по его плечу. — С женой и цветами, на берегу тихой речки вам надоест очень быстро. Вы не сможете без науки.

— Я устал от кретинов, которые меня окружают, — вздохнул ученый. — Я устал играть в «казаки-разбойники». В «да и нет не говорите, черного и белого не называйте…» Не хочу быть проходной пешкой!

— Всеми нами играет кто-то, — философски заметила Хельга. — Так заведено, тут уж ничего не изменишь. Надо играть свои роли до конца…

Они вышли из кафе. Стало холодно, ветер применял прессинг по всему уличному полю. Грузный мужчина в шляпе, надвинутой на самые уши, в плаще с поднятым воротником, отделился от угла подворотни и пошел вслед за Хельгой и ее кавалером. «Так, — подумал Вениамин Алексеевич, внутренне напрягаясь. — Кажется, началось. Судя по всему, этот вооружен до зубов. Наемный убийца. «Крестный отец». Именно такие свергают правительства, неугодные ЦРУ. Я погиб. Моя песенка спета».

— Куда вы все время смотрите? — Хельга прервала свой рассказ в самом неожиданном месте.

— Я?.. Никуда… — замялся Черешников.

— Тогда меня поцелуйте. — Взгляд ее был решителен и серьезен.

— Как, прямо здесь?

— Ну, а где же, профессор?

— Здесь не могу, — замотал головой биохимик. — Мне стыдно.

— Чего?

— Не чего, а кого. Видите гражданина, который следит за нами?

Хельга взглянула на человека в шляпе. Крикнула:

— Эй, приятель! Ты зачем это ходишь в такую погоду? Тебе делать нечего? Завтра на работу, иди отдыхай! Чао!

Незнакомец от этих слов явно вздрогнул, нерешительно повернулся и двинул в противоположную сторону. Хельга рассмеялась:

— Ну, вот видите? Все нахалы ретировались. Можете меня целовать без зазрения совести.

Она притянула его за лацкан плаща, смачно облобызала щеки и губы. Он ей ответил. Так они целовались в течение получаса, во время которых Черешников то и дело поглядывал в жуткую темноту: не вернулся ли наемный убийца? Но убийца отсутствовал.

* * *

Вениамин Алексеевич спустил ноги на пол, принялся надевать штиблеты. Из-под майки со скрученными бретелями выдавались его остроконечные лопатки. Крупными бугорками бежал по спине хребет. Вообще гений биохимии без одежды был намного менее авантажен, чем в галстуке и рубашке. Хельга отметила про себя это обстоятельство.

— Ты уходишь? — спросила она, кутаясь в одеяло.

— Обезьяна не кормлена, — ответил ученый. — Эксперимент может провалиться.

— Мама покормит. Позвони и напомни.

— Мама боится. Шимпанзе напоминает ей мою первую супругу. Нет, не внешностью, а уровнем интеллекта.

Хельга закурила:

— Значит, для тебя наука важнее нашей любви? А говорил, будто домик, цветы и жена — это самое главное теперь.

— Ты была права: мне написано на роду совмещать и то и другое…

«Да и нет не говорить, черного и белого не называть…» Кстати, об играх. — Он почему-то вспомнил убийцу, и его посетила блестящая мысль. — Можно ли тебя попросить об одной незначительной услуге?

— О значительной, незначительной — любой.