Персона нон грата

— Веня, Веня! Про тебя напечатали статью! — раздалось из кухни.

Зинченко замер. Вениамин Алексеевич содрогнулся. Радостная Анастасия Лукьяновна отворила дверь и потрясла центральной газетой, которую держала в руке, будто знамя.

* * *

Его разбудили посреди ночи. Телефон визжал, как похищенный поросенок.

— Але! — Черешников долго включал сознание, согнутым пальцем массируя грузные веки. — Слушаю, але.

— Номер какой? — спросила телефонистка.

— Девяносто четыре, — сказал биохимик. Потом спохватился, плюнул и произнес номер телефона.

— Соединяю с Норильском.

— С Норильском? — удивился Вениамин Алексеевич. — У меня там нет никого. Я не хочу говорить с Норильском, я сплю!

Но ему не ответили. Трубка заговорила капризным фальцетом:

— Дядя ученый, это вы?

— Кто это, кто это?! — крикнул создатель одорантов.

— Меня зовут Катя. Мне десять лет. Я хотела бы сделаться мальчиком.

— Каким еще мальчиком? — перешел на высокие тона разбуженный. — Что за шутки в половине второго?

— Я вас очень прошу, пожа-алуйста… — заканючило из Заполярья дитя. — Мы читали газету всем классом. Наши девочки давно про это мечтали…

— Глупости какие! — Черешников грохнул трубку и отправился досыпать. Однако сна уже не было.

Вскоре позвонили с камвольного комбината, комсомолки которого решили добровольно подвергнуться биохимическим опытам. Далее звонки пошли почти беспрерывно. Многие изъявляли желание сдать свои одоранты и спрашивали, положен ли за это отгул и бесплатный завтрак. Кто-то хотел сделать из козла козу, дабы получать от нее дешевое молоко, богатое витаминами. Другие же просили обратить их собаку в кобеля и не мучиться больше с устройством рождающихся кутят. Юннаты близлежащего Дворца пионеров вызвались устроить круглосуточное дежурство около клеток с подопытными животными. А представители молодежного клуба «Бегущие по волнам» звали прийти на вечер «Встреча с интересной обезьяной», имея в виду, естественно, шимпанзе Женюру. Какая-то злосчастная дама спрашивала, не превратил ли Черешников ее мужа в особу женского пола, потому что вот уже год, как он исчез, прихватив с собой ее шубу, зимние сапоги, брошки и колье. А чей-то сердитый голос пообещал прибить правофлангового науки, если тот попадется ему на пути. «За что?» — оторопел биохимик. «Будто сам не знаешь!» — ответил голос.

Популярность приобретала угрожающие размеры. Позвонили со студии научно-популярного кино и сообщили, что придут снимать обезьяну с хозяином для нового полнометражного фильма «Внимание: организм!». Парфюмерная фабрика поставила в известность о намерении назвать новую туалетную воду, равно пригодную для употребления всеми полами, «Одорантом «Женюра». А знаменитый композитор спел по телефону, в порядке консультации, только что написанный шлягер, который начинался словами: «Я прошу тебя, не меняйся, хрупкой девушкой оставайся…»

Не лучше обстояло и в институте. Студенты окружили Черешникова и закидали вопросами об изменении пола у высших млекопитающих. Вениамин Алексеевич еле отбился. Коллеги же по родной кафедре биохимии в отличие от других восприняли статью Ик. Савельева очень сдержанно. Кто-то перестал с Черешниковым здороваться. На него смотрели скептически, что-то шептали друг другу по углам, неприязненно усмехались. «Зря вы ставите на копеечную сенсацию, — откровенно сказал ему один из преподавателей. — Всё это раздражает. Но отнюдь не доказывает. Были уже и парапсихологи, и летающие тарелки, и люди, которые могли читать задницей. Лично я верю только фактам». «А моя обезьяна? — спросил Черешников. — Это факт!» «Посмотрим, подумаем…» — неопределенно пожал плечами преподаватель. Только молодая кандидатка наук, давно имевшая виды на первооткрывателя одорантов, от души расцеловала возлюбленного: «Вениамин Алексеевич, вы талант. Просто гений. Я всегда преклонялась перед вашей необузданной мыслью. Не хотите ли подвергнуть меня какому-либо поло-гормональному испытанию? Я заранее согласна на любой опыт». Не успел ученый вежливо уйти от опасной темы, как на кафедру вбежала секретарь Агина:

— К самому! Черешников! На ковер! Немедленно!

Агин был ректором. Его звали «Альбинос» — благодаря белой коже, светлой прическе и почти бесцветным глазам. Ректор носил очки в тонкой серебряной оправе, серый костюм, серый галстук и такие же мокасины. Вся одежда на нем сидела безукоризненно, он вообще казался божественным существом, лишенным страстей, апостолом, высшим судией и пророком. Говорил Агин дистиллированным языком, словесные конструкции употреблял из передовых центральных газет и неодобрительно относился к разного рода смутьянам, которые кипели сомнительными идейками. Это был гений стерилизации, консервации и анестезии.

— Доброго здравия, Вениамин Алексеич! — Ректор поднялся, протянул холодноватую руку с тонкими, аккуратно подстриженными ногтями. — Видели, знаем… Мне уже звонили из Академии медицинских наук… Что ж вы, родименький, скрывали свои успехи? Это нехорошо. Не по-дружески!