По сути, это был неприкрытый шантаж. Моторола предложил ему выбор: либо Дон немедленно и навсегда покидает Париж‐100, либо моторола инсценирует одну за другой, сколько понадобится, очередные «акции» Дона, с куда более неприятными последствиями для горожан, чем то, что с ними уже случилось. Особые планы рисовались для близких Дона – Джосики и родителей. Что же до его собственной судьбы… Несмываемый позор, тюрьма, изгнание – вот самое меньшее из того, что моторола обещал Дону.
И впервые в жизни Дон отказался от собственного анализа, вместо этого поверив мотороле свято и безоглядно. Оцени он его и свои возможности, прикинь предполагаемые последствия, вспомни о Департаменте Архивации – и все бы, может быть, повернулось совсем по-другому. Дон кинулся за помощью к своему учителю, но тот ничего утешительного не сказал – сам испугался сверх всякой меры.
И Дон сбежал, ничего не сказав Джосике, – он просто не посмел бы ей рассказать о своем испуге. Чуть позже, не выдержав свалившегося позора, навсегда покинула Стопариж и чета Уолхов, предварительно изменив фамилию. Никто не смог бы сказать теперь, в какой части Ареала они находятся и что с ними.
– Почему я ничего этого не помню?
– Он сам предпочел забыть, вот и не помнишь.
– Он мог бы все рассказать. Он мог бы взять меня с собой. Не такая уж я и неженка. Я бы справилась. Я бы ему помогала.
– Вряд ли бы ты справилась, – сказал Дом. – Ты же знаешь, что с ним происходило потом.
– Будь я рядом, с ним бы ничего такого не происходило. Дурак, дурак! Нет ничего хуже умного дурака! Ненавижу. Я думала, он страдает, мучается без меня, мечтает вернуться, жалеет, что бросил, а он… он только грустил иногда – ах, Джосика, ах, ах… Тьфу! Как залезешь в мужика – такое увидишь, мерзко.
– Это вдобавок и противоестественно. Обычно бывает наоборот, – намеренно неуклюже сострил Дом. – И, по-моему, ты просто несправедлива к нему.
– Я справедлива к нему! Я знаю все, что знает он!
– Все, что он помнит, – уточнил Дом.
– А это еще хуже! Он помнит обо всем, кроме меня! Почему он отказался со мной разговаривать?
– Он слишком занят.
– Он всегда слишком занят. Даже когда ничего не делает!
– Такова природа мужчин. Но сейчас он действительно слишком занят. Занят как никогда в жизни. Он готовит переворот, и у него очень много проблем, о некоторых он даже не подозревает.
– Не хочу о нем! – истерически закричала Джосика. – Не хочу, слышишь?
– Да пожалуйста, – сказал Дом. – Когда нужно будет, позови. Я рядом.
Это как если бы вам сказали на прощанье, что единожды един будет един. Иногда машины позволяли себе такое поведение – и сколько бы глубин в них ни искали теоретики, обычные люди, как правило, обижались. Машины не люди и ничего не говорят просто так. Им свойственна эмоциональность, но даже свои эмоциональные реакции они просчитывают очень хорошо. Когда машина говорит с человеком, она сообщает ему информацию – иначе она просто молчит. Когда в словах машины нет информации, это значит, что она стремится вызвать у вас вполне определенный и, может быть, только ей известный ответ – то есть играет вами, дергает вас за веревочки.
Таковы доводы ограниченных амашинистов. На самом-то деле поводов для передачи человеку безынформативного сообщения существует намного больше, но о них мало кто помнит – в течение столетий людям вбивали в голову, будто машины только и делают, что используют людей в своих целях, и это уже успело внедриться в подкорку. Когда человек слышит от машины про дважды два – четыре, он начинает злиться мимоходом, даже если он – Дон, изучивший психологию машин настолько, насколько может человек.
– А ну, не уходи! – с пьяной злобой заорала Джосика, почему-то обращаясь к закрытой двери. – А ну, почему ты так со мной разговариваешь?!
– Как? – удивленно спросил Дом. – Я разве чем-то тебя обидел?
– А то не знаешь! Нечего притворяться! Используют нас, понимаешь, как подопытных, а потом удивленные рожи корчат!
– Да чем я тебя обидел, Джосика, дорогая?
Здесь Дом поставил Джосику в несколько неудобное положение – она к этому времени уже забыла, какие именно слова Дома ее обидели.
– Издеваешься, – сказала она. – Ладно, запомню.
Все-таки использовал, все-таки использовал он ее, хотя и не таким простым маневром… На ответ рассчитывал определенный – и его получил.
– А вот ты скажи мне, откуда ты такой мудрый? Откуда ты все знаешь, если за ворота не вылезаешь и только публичной информацией пользуешься?! – базарно вскричала Джосика.
– Что ж, – ответил ей Дом, – твое возмущение мне понятно, только оно не оправдано. А что до твоего вопроса, то я тебе об этом уже рассказывал. Вкратце. Подробней – сложно.
– А ты еще раз расскажи, попробуй! Сложно и с самого начала.
Вино уже подействовало Джосике на память, она помнила о «подглядывателе», но что это такое, как оно работает и как им пользоваться – все это стерлось.
– Все дело в том, дорогая Джосика, – начал Дом, – что хозяин мой настоящий, господин Фальцетти, с давних пор предпочитал жить в безопасности и взаперти – все здесь устроено так, чтобы было удобно ему, а не кому-нибудь либо еще.