Персональный детектив

Они все застыли с такими уморительными рожами! Те, кого он принял было за камрадов (а откуда им тут взяться, в Танцакадемии? Кто их пустит сюда?), сидели, вытаращив глаза и отвалив челюсти, у одного так даже потекла изо рта слюна – никогда еще не видел Эми такого мощного воздействия психотанца. Все дружки его, все дамочки, все знакомые и незнакомые так упоенно таращились в какую-то точку, а там уже давно никакой Сони не было. Точнее, она-то как раз была сразу везде, она… Эми только что заметил… она непонятно когда полностью перехватила у него управление музыкой и теперь, взвинчивая темп, шла вразнос. Она больше не притворялась женщиной. Теперь это была скачущая, переливающаяся полужидкая фигура с очень сложной и переменчивой топологией. Какие-то дыры блуждали по ее… скажем, телу, все это сопровождалось бешеной игрой красок. Вот она, полетев кверху и на высоте завибрировав, превратилась во что-то длинное и упоительно ворсистое, вот снова стала женщиной, но не Соней, почти не Соней, а Джосикой. А потом размножилась на целую толпу маленьких Фальцетти, которые немедленно затеяли жуткую кутерьму…

Музыка пришпорила и самого Эми. Отрабатывая бешеный ритм, он как ненормальный носился теперь по площадке, и удивительно – усталость не брала его, только пульс участился почти что до инфразвука. Он чувствовал, что хотя и работает на чистом экспромте (что вообще-то не было ему свойственно), все получается как никогда здорово – каждое его движение, каждый оборот, каждый вроде бы и случайный жест выполнялись им с поразительной четкостью и всякий раз оказывались чрезвычайно к месту. Он это очень хорошо чувствовал, да что там чувствовал – знал! «Вот счастье, – упоенно говорил он себе, не отрывая глаз от того, что, несмотря на мелькание форм, цветов и размеров, все равно оставалось Соней, прекрасной, потрясающей Соней, – вот оно – то счастье, которое только раз, ради которого (я это понял теперь) я и учился танцу. Это все Соня, я только из-за нее все могу, я заколдован, я заворожен, я танцую как бог…»

Вынырнула из чего-то хрупкого и золотистого вдохновенная Сонина мордочка, Соня кинула на него быстрый взгляд, извинилась улыбкой – мол, прости, что на тебя тоже подействовало, я не хотела.

А ему не за что было ее прощать, разве мог быть Эми в претензии? И в гипнозе он не утратил настороженности, вон и наплечники подтверждали, что он в полной готовности, что не увлекся, что адреналину в крови навалом, просто так вышло, что он все сейчас может: и мастерски танцевать, и Соней упиваться восторженно, и полностью управлять положением, хоть на самом деле не было в том сейчас особой нужды, уже ясно стало, что провалилась у них ловушка – не надо было им Сонечку сюда допускать, теперь они способны только слюновыделением заниматься, а Эми, наоборот, всесилен – да разве за такое следует извиняться?!

«Я могу все! Ну что за бесподобное ощущение! Я могу сделать тройной алфавитный поворот, который у меня никогда раньше не получался, даже катарсическое па четвертой ступени, о котором я прежде и не мечтал, сейчас шутя, как пустяк, исполню! Главное – я точно знаю, что, когда, в какой последовательности, да что там, еще больше – мне и не надо знать, как и что, потому что все выходит автоматически, я просто живу в танце!

Я уже не только следую Сониному сюжету, я полноправный участник синхрона – что за восторг! И даже это не предел для меня – я могу, как подобает мужчине-партнеру, сам вести эту женщину в танце, я, иными словами, способен на свой сюжет. Если вдуматься, я способен на то же, на что и она, может, даже на большее. Бац – и я распыляюсь. Бац – стало змеиным тело. А вот смотрите – я отрываюсь от земли! Я лечу! Я веду ее в танце!»

Эми спал, замерев в неестественной, вывороченной позе, а Соня все никак не могла остановиться, хотя завораживать к тому времени было уже некого – и тридэ, и люди отрубились в восторженном изнеможении. Сейчас она танцевала исключительно для себя, и нам, гагарам, никогда не постигнуть, хотя бы частично, прелести ее многомерного танца. Потом она то ли устала, то ли опомнилась, но вошла в более или менее привычную форму, опоенной ведьмой взмыла под потолок, облетела зал, каждому заглядывая в глаза, тряхнула головой, отрезвела, внимательно-внимательно рассмотрела бедного Эми, захохотала (и кто-то невидимый рядом хмыкнул), попыталась погладить ему щеку, но пальцы прошли насквозь… и тогда она зло огляделась, и тогда рывком вскочила с колен, и тогда расставила руки, и у всех зрачки, шевельнувшись, наставились на нее (только Эми, бедняга, спал), и тогда она сделала жест, небольшой такой жест пальцами, означающий разморозку, и произошла в зале метаморфоза.