Персональный детектив

– Нет конечно. Час назад Фальцетти выходил из четвертого дома по Сенктеземоре – там он, по нашим сведениям, общается с моторолой.

– Он может общаться с ним где угодно.

– Но любит там. Сам знаешь, наш Фальцетти – человек привычек. Самое-то интересное, что, выйдя, он продолжил с ним разговор. Не договорили.

Лери припал к стакану – видно, его и впрямь мучила жажда.

– Ну?

– Говорили, по-моему, о «домике». Это первая зацепка.

– Что говорили?

– Моторолу, сам понимаешь, не слышно было. А Фальцетти его успокаивал – мол, даже и не задумывайся над этим, никто на всей планете, кроме тебя, не знает, где он находится. А моторола вроде как возражает. Тогда Фальцетти говорит: «Мой Дом? А ему-то откуда знать?» Словом, стал уговаривать, что даже если его Дом и может знать, где «домик», то наверняка не знает, потому что для этого надо спросить, вопрос задать, а ему такой вопрос и в голову не придет. Мол, зачем ему? Вот я и думаю сходить к тому Дому и спросить у него.

Дон задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и сказал:

– Отбой. «Домик» пока оставь.

– Это еще почему? – возмутился Лери. – Сам же мне велел «домик» искать.

– Вот и будешь искать, если завтра что-нибудь не так пойдет. Может, завтра уже и не понадобится твой «домик». Это дело ненадежное и, боюсь, опасное. Сейчас главное – Фальцетти. Он явно что-то пронюхал, глаз с него не спускай.

Лери и сам не понимал, почему его так огорчил запрет Дона искать «домик». Доводы Дона были последовательны, спорить было бессмысленно: разработка Фальцетти была куда важней, чем поиски «домика», которые, как ни крути, были все-таки запасным средством, притом крайне ненадежным, и все-таки Лери с трудом удержался от дальнейшего обсуждения уже решенного вопроса.

Этот «домик»… С ним у Лери было связано какое-то очень неприятное воспоминание. Даже память Дона, заместившая его собственную, не смогла стереть этого ощущения – нереального, жуткого и в то же время манящего. Когда он впервые услышал от Дона это слово – «домик», – его передернуло. Из двух дел, ему порученных, поиски «домика» сразу стали для него важней слежки за Фальцетти. Но дело есть дело, и Фальцетти действительно был важней сейчас. Поэтому Лери пожал плечами и сказал:

– Конечно!

Стоял уже вечер, когда Лери ушел. Светлело. Пора было уходить и Дону, но он все сидел. Небо заполыхало рекламами, малопонятными призывами и переговорными страничками, объявление насчет «мордовских ид» совершенно среди них затерялось. Неба по сути не было – все его пространство занял подоблачный арт. Почти все рекламы зарядили до Инсталляции, они рекламировали то, чего уже давно не было на Париже, их никто так и не удосужился отключить, то есть не никто, конечно, а моторола – он словно бы нарочно, а скорее всего, и действительно нарочно, оставлял эти бессмысленные сейчас слоганы и картинки, остатки того мира, который Дон убил, так неосмотрительно усевшись в предложенное ему кресло.

Оставаться на виду было просто опасно – снятая шапочка уничтожила действие «тебяникто», и прохожие (их к вечеру прибавилось) с интересом косились в его сторону, некоторые приветствовали его знакомым поднятием руки, и он сам собой отвечал, хотя попадались и такие, кто глядел на него с нескрываемой ненавистью, – их было относительно мало.

Наконец Дон спохватился, завертел головой в поисках шапочки, нагнулся, поднял и поспешно напялил на голову.

Вот-вот должен был начаться Час Очищения, как называли его камрады, или «глядеть в окно», как называли его остальные горожане, а люди словно бы не и не обращали на это никакого внимания. Просто шли. Каждый был озабочен чем-то своим, вокруг ходило больше одиночек, чем пар.

Какая-то женщина с напряженным лицом подошла к нему, обеими руками оперлась о столик, впилась взглядом.

– Нашли сына?

Дон растерянно потрогал шапочку, потом понял, что она его не узнала, а просто к мужчине подошла. Все разные, а сын у всех один. «Я уже начинаю привыкать, – сказал он себе, – что все незнакомые мне родня. Самая близкая».

– Нет.

– Точно знаешь?

– Точно.

«В гляделки со мной играет. Чокнулся от перемены пола. Я бы тоже не выдержал».

– Вот ублюдок, – сказала женщина. – Кто б мог подумать!

Дон согласно кивнул. Разговор шел о нем.

– По-моему, они не слишком активно ищут, – обвиняюще сказала женщина.

– По-моему, их отчасти можно понять.

Женщина выругалась.

– Некоторые вещи, которые можно понять, понимать нельзя!

Оставалась она относительно молода, лет пятьдесят-шестьдесят. Было видно, что до сына ей так же мало дела, как и всем остальным. Пахло от нее несильно и совсем не по-женски.

– Как это ты не «вернулась», – сказал Дон. – Я бы на твоем месте…

– Мое место – ничего место. Даже интересно. Я вообще начинаю думать, что женщина с мужским сознанием – высшее существо.

– Да ну?

– Ну да.

– Самое сильное утешение для женщины с мужским сознанием, – сказал Дон.

Женщина хихикнула.

– Так как?

Дон сочувственно покачал головой.