Персональный детектив

«Да, – подумал Кублах, – такие речи хорошо вести со своим преступником после того, как он пойман. В относительном уюте вегикла, когда он спеленут твоей волей по рукам и ногам и ты – исключительно из любопытства – даешь волю его языку. И болтаешь с ним напролет все эти часы, и философствуешь, и, главное, даешь ему понять, кто в доме хозяин. Тогда можно. Но только после, а не до. До – глупо».

«Я слушаю».

За углом, где скрылась погоня, раздались истошные вопли.

«Всю жизнь, Кублах. Всю свою жизнь, с самого детства, с тех пор как отец стал инвалидом, из-за того, что…»

«Сейчас моторолы не делают таких ошибок. Но ты пойми – даже и тогда его решение не было, строго говоря…»

«Слушай! – взорвался Дон. – С тех самых пор я пошел войной на эту самую вашу машинную религию! Никто не имел права покушаться на папино здоровье!»

«Все это я слышал тысячу раз, и не только от тебя», – хотел сказать Кублах, но промолчал.

«Я не желаю, чтобы кто-то за меня решал, как мне жить, чем заниматься, каким пальцем ковыряться в носу! Мне не надо чужих подстраховок, я обойдусь тем, что буду надеяться на себя! Ты и тебе подобные молитесь на своих моторол: ах, реши за меня то, ах, присоветуй мне это, ах, как здорово, что ты всеми нами управляешь, как разумно ты устроил наш мир, да как бы мы без тебя, бедные недоумки, обходились. А им чего – их просят, они управляют».

«Но ведь это правильно! – не выдержал Кублах, ввязавшись тем самым в уже тысячу раз проговоренный спор. – Ты не можешь назвать ни одной ошибки моторолы…»

«А даже если бы и так – это не значит, что их нет. Вы же не контролируете моторол!»

«Просто потому, что это невозможно теоретически. Человек не может разобраться в многофакторной логике».

«Вот я и говорю! Да ладно, скучно с тобой спорить – заранее известен каждый твой аргумент. Я не про то. Я всегда боролся с этой вашей машинной религией. Ваш моторольный рай обречен. И вы были бы обречены вместе с ним, если бы не мизерная надежда на таких людей, как я. С этим самым, как его, геростратическим комплексом. Нас мало, мы все наперечет, вон, даже персональных детективов к нам приставляют, честь-то какая!»

«Как же не приставлять! Вон ты здесь сколько наворотил, спаситель хренов!»

«И меня вы точно – приперли к стенке. Что ж, сам виноват. Я убежал и только потом понял, что идти мне некуда, можно только к тебе навстречу, но это неинтересно. Я решил рвануть на Стопариж, я сначала даже и не вспоминал про Фальцетти, я просто хотел побыть здесь, честное слово. Фальцетти – это уже потом. Безысходность – тяжкая штука. Он давно, еще три года назад, соблазнял меня своими платоновскими пространствами. Сам-то он своими мозгами город опылять боялся, знал, в каком сумасшедшем мире окажется. А у меня была заинтересованность. Когда таких, как я, целый город, можно настоящую борьбу начинать. Если бы у нас получилось, мы бы камня на камне не оставили от вашего интеллекторного парадиза, будьте уверены. Мы бы такое тут раскрутили!»

«Но для того, чтобы заполучить целый город, тебе пришлось убить целый город!»

И на этом Дон дискуссию прекратил. Он замолчал. Дважды вызывал его Кублах и дважды не смог дождаться ответа. Тогда он встал, неожиданно обнаружив, что парк за небольшое время изрядно преобразился – зазеленел, забил фонтанами, птицами оголтело защебетал, залился солнцем и наполнился теплым стопарижским ветром. Парк настолько ожил, что даже люди появились вдали.

Сзади что-то резиново пискнуло. Кублах оглянулся на кресло – то испуганно съежилось; посмотрел на лаковую траву – травинки завернулись в тугие спирали; тогда он сжал челюсти, заплющил веки и заорал во весь голос:

– Жди меня, Дон, жди и слабей заранее. Я иду к тебе, и ничто меня больше не остановит!

Он пошел быстрым шагом, чувствуя себя не столько охотником, сколько зверем, жажда добычи соединялась в нем с яростью; он поймал себя на мысли, что транспортировать своего преступника в Четвертый Пэн, а теперь, после всего, пожалуй, и в Главное Управление Космопола, он не собирается – нет! Он чувствовал непреодолимое желание растерзать Дона, ему казалось, что Дон обманул его, что он как будто ударил исподтишка по самому незащищенному месту. Ярость была настолько сильна, что Кублах принудил себя остановиться и переждать ее приступ. Не ярость даже – самое искреннее возмущение!

– Вот подонок!

Он тяжело дышал, лицо было красно, кулаки сжимались и разжимались, глаза вытаращены и злы.

Мимо один за другим проходили люди. Все они провожали его взглядами, но провожали неодинаково: одни смотрели с усмешкой, другие зло, третьи – так, словно пытались вспомнить, где и когда они видели этого человека, растерянно застывшего на тропинке.

И все они были Доны. И всех их надо было ловить.

«Кстати, – раздался вдруг в голове спокойный, чуть сдавленный голос Дона, – как тебе удалось убежать от Фальцетти? Насколько я понял, тебя заставили его посетить?»

Кублах машинально кивнул. Ярость уходила.

«А ты не говорил ему про связь между нами?»

«Нет. Но разве это секрет?»