– Эсколария? Это недалеко, я сейчас объясню, как туда короче пройти. После поворота направо сначала будет такой маленький переулочек…
– Парень! – истово взывал он к жуткого вида дебелой тетке. – Ты опять все перепутал, милый! Да как же это могло произойти на Южной, когда Южная к северу от Центральной? А еще дама!
Он не только давал советы, он с готовностью брался за любое возникающее дело.
– И это вы в такую даль нас зовете? Дон! Надо что-то делать, пора создавать парк машин, иначе ничего не получится – город-то немаленький. Смотри, какие концы!
– Парк? Машин? Каких машин? – не сразу схватывал Дон.
– Любых. Бесколесок. «Берсеркеров», «Бисекторов» – и так далее по алфавиту. И срочно.
Дон беспомощно хмурился.
– Где ж я тебе срочно их возьму? Да еще парк!
– По улицам набери.
– Вот ты и набери. А мне некогда.
– И наберу!
Свистнув ублюдку, он стремительно убегал и через несколько минут так же стремительно врывался в комнату.
– Скоро будет.
В одну из таких его отлучек, когда Дон чуть ли не впервые за все это время оказался в полном одиночестве больше чем на минуту, в дверях появился молодой Глясс, очень возбужденный и с радостной новостью:
– Больше не зови меня молодым Гляссом. Нико Витанова. Витанова! Новая жизнь! О какое у меня имя! А Нико – с ударением на последний слог.
– Надо же – на последний слог. Поздравляю. А откуда…
– А Теодор – мой… ну, что-то вроде дяди. Он три года назад приехал недельку погостить, да так и остался.
– Вот что, – глядя Витанове прямо в глаза, с мрачным неодобрением сказал Дон, – Теодор – не твой дядя, а дон, которого зовут Теодор. Так же, как и ты не его племянник, а дон, которого зовут… Кстати, откуда узнал?
– Моторола сказал… – Витанова осекся. – Тут, понимаешь…
Дон недоверчиво посмотрел на Витанову.
– Моторола? Ты у моторолы свое имя спросил?
– Дон, я понимаю, что нельзя, – взмолился Витанова. – Но сейчас, когда мы никаких планов не обсуждали, когда я ничего не знаю и ничего выдать не могу ни взглядом, ни пульсом, ни цветом кожи… И потом, все спрашивают имя, а мне нельзя?
– Кто «все»?
– Ну, после того, как он им предложил.
– Что предложил?!
Витанова с удивлением воззрился на Дона.
– Так тебе еще не сказали? Уже часа, наверное, два назад. Он по всем громким связям объявил, чтобы те, кто хочет узнать свое имя, адрес, познакомиться со своим досье и так далее, шли прямиком в «исповедальни». А что? Пусть он враг, но правильно, я считаю. Откуда нам еще имена свои узнавать?
Дон обжег Витанову взглядом, встал и зашагал взад-вперед по комнате, то ли успокаиваясь, то ли что-то обдумывая. В это время появился Фальцетти, начал что-то говорить, но растерянно умолк – Дон не обращал на него внимания.
Наконец, Дон сказал:
– Да нет, все правильно. Действительно, почему бы и нет. Меня только удивляет, что ты, которого я считал доном из донов, пошел к мотороле на поклон, стоило ему позвать, и тебя не передернуло.
– Передернуло, успокойся, – зло возразил Витанова. – Только ты не забудь, что у нас с тобой разные ситуации.
– Попробовал бы я забыть! – голос Дона потеплел. – Ты вот что. Ты попробуй вот что организовать. У нас сколько «исповедален»?
– Не знаю.
– Где-то около тысячи, – подсказал всезнайка Фальцетти.
– Ты найди, где они отключаются, все отключи, оставь включенными штук пятьдесят-шестьдесят… ну, в общем, столько, сколько у Алегзандера есть свободных людей…
– Там около семидесяти человек экстренного резерва, – сообщил Фальцетти.
– Семидесяти? Оставь включенными… ну, скажем, пятьдесят будок и у каждой из них поставь нашего человека. Пусть пропускает внутрь, кого сочтет нужным, а кого не сочтет, пусть гонит. Сам пусть выбирает кого. И чтобы имена записывал. И адреса тоже. Потом может понадобиться.
– Но зачем все это? У многих есть мемо, через мемо они могут узнать у моторолы почти все то, что в «исповедальне». Глупость, по-моему. Да и вообще – к чему все эти ограничения? Людей злить?
– Действительно, Дон, я тоже что-то не улавливаю здесь пафоса, – важно поддакнул Фальцетти, поглаживая по спине притихшего ублюдка.
Дон тоже не улавливал, но приказа не отменил. «Когда не понимаешь планов врага, на любое его действие отвечай противодействием. Даже если противодействие глупо». Это не закон хнектов. Это вообще ничей не закон. «Правило противодействия» Дон давно уже выработал исключительно для внутреннего применения. К тому же он любил озадачивать противника очевидной бессмысленностью своих действий. А самое главное, он верил в правильность первого порыва. О чем, правда, не раз жалел. Точней, три раза.
Витанова, все еще недоумевающий, но отчасти успокоенный воспоминанием о «правиле противодействия», умчался исполнять, а Фальцетти, порядком к тому времени обнаглевший, устроил Дону целый скандал.
Ох, он кричал! Ох, он визжал, метался и руками размахивал! Дон только головой покачивал восхищенно.